– Ну так что? – Джексон пожал плечами. – Пусть он и остается вашим домом, вашим прибежищем в глуши. Вовсе необязательно проводить там каждый день своей жизни. Ваш муж может, подобно многим другим, назначить управляющего, который и будет вести дела на ранчо. А еще лучше, оставить вместо себя своего брата Кристофера, пока вы будете путешествовать. На месте вашего мужа я бы так и сделал.
– Мы с вами очень похожи, Джексон, – грустно проговорила она, затем мило сморщила носик. – Только вот Келл думает иначе. Он и слышать не захочет, чтобы оставить Морганс-Уок хотя бы ненадолго. Он любит его. – В ее низкий голос прокралась горечь, и она отвела глаза, в которых блеснули слезы. – И уж гораздо сильнее, чем меня.
– Энн…
Она откинула голову, глядя на него с не свойственной ей смелостью.
– Морганс-Уок далеко отсюда. К тому же это слишком скучная тема. Потанцуйте со мной, Джексон!
Он обнял ее и вывел на середину комнаты, втайне торжествуя победу. Да, все выходит как нельзя более удачно!
Около полуночи многочисленные гости начали разъезжаться. Шел снег. Землю запорошило белым пухом, а снег все валил мягкими, крупными хлопьями. Энн и Стюарт прошли к нанятому экипажу, Джексон подал ей руку и, прежде чем усесться самому, плотно укутал ее колени меховой полстью.
Когда кеб отъехал от сияющего огнями особняка, громкие голоса других гостей сменились молчанием снежной ночи. Казалось, ничто не нарушало эту волшебную немую тишину – ни поскрипывание колес, ни позвякивание бубенцов. Как будто во всем мире существовали только Энн и Джексон Стюарт.
Тепло укутавшись в нарядную шубу, отороченную черным куньим мехом, Энн смотрела в окно экипажа, и ее дыхание превращалось в клочковатые облачка пара.
– Джексон, взгляните, какими белыми кажутся снежные хлопья в ночной темноте. Есть ли на свете что-нибудь прекраснее?
– С этим может сравниться только одно.
Она повернула голову – он смотрел в ее окошко, и его лицо было всего лишь в нескольких дюймах от нее. Она внезапно ощутила участившееся сердцебиение и внезапный жар в крови.
– Что же? – спросила она, прекрасно зная, что услышит комплимент и что сама на него напросилась.
– Безупречная белизна вашей кожи, оттененная черным бархатом волос, – это и есть совершенство. – Голос его ласкал, словно прикосновение.
Его лицо тоже казалось ей идеалом мужской красоты: гордый благородный профиль, четко очерченные скулы и скульптурная линия подбородка. Ее душу глубоко волновали откровенные взгляды, которые он так часто на нее бросал.
Как замужняя женщина она не имела права на эти чувства. Но, глядя на его красивый рот, она понимала, почему запретный плод сладок.
– Энн… – вот и все, что он произнес. Только ее имя. Сколько раз он произносил его вот так, и она ощущала себя самой желанной женщиной на свете. Какие порочные, однако, мысли! Она хотела бы прогнать их. Порочные, порочные, порочные… Но как они прекрасны!
Ей хотелось поцелуя. Джексон понял это по ее напряженной неподвижности. Он распознал бы это желание и в самой что ни на есть благородной леди, и в рябой размалеванной потаскухе. Слава Богу, все женщины скроены на один манер. Большинство мужчин искали в них различия, но только не Стюарт.
Ее губы, тронутые дыханием зимы, были прохладными. Согревая их своими, он разогнал все ее сомнения и смутный, безотчетный порыв отстраниться, которому она, однако, не поддалась. В следующее мгновение ее губы сделались податливыми и страстными, а сама она прильнула к нему как гибкая ива. Воспользовавшись моментом, он довел ее до исступления, разрушил барьер, который она хотела бы сохранить; наконец, она, внезапно отяжелев, отпрянула от него и отвернула лицо – ее пальцы в перчатках сжимали воротник его пальто.
– Нет! – Ее слабый протест был похож на стон. – Ты не должен… мы не должны.
– Я знаю.
Он отыскал губами ее висок. Она порывисто вздохнула, и он испытал спокойное удовольствие, словно от глотка хорошего бренди.
– Я твержу себе это вот уже несколько дней, но мои чувства от этого не меняются. – Он по-прежнему не отнимал губ от ее лица, нашептывая ей слова, от которых она сладостно вздрагивала. – Энн, ты должна была понять, догадаться, что я приехал в Канзас-Сити только из-за тебя. Я хотел снова тебя увидеть, поговорить с тобой, хоть мгновение. Я не мог поверить свалившейся на меня удаче, когда ты сказала, что твой муж уехал. Была ли это просто удача, Энн? Не судьба ли это?
– Не знаю, – прошептала она.
– Я тоже. Я знаю лишь то, что влюблен в тебя.
– Нет…
Оставив этот еле слышный протест без внимания, он сжал ее в объятиях, чтобы не дать отстраниться.
– Это правда. Я люблю твое лицо и лучезарную улыбку. Люблю нежность твоей кожи и аромат волос. Люблю звук своего имени у тебя на устах и биение твоего сердца рядом с моим. Люблю касаться тебя кончиками пальцев и люблю вкус твоих губ. Энн, милая, дорогая…
В его голосе слышалась такая мука, такое исступление страсти, что Энн была потрясена. Последнее время он частенько с ней заигрывал и говорил двусмысленности, однако она и не подозревала, что вызвала в нем такую страсть. Это открытие пьянило и околдовывало так же, как его поцелуи. Она слегка повернула голову, снова позволив ему отыскать свои губы, и уже не боялась разгоравшегося в ней желания, дав волю столь сладостным, хоть и запретным чувствам.
Он вобрал в рот ее губы, но не нежно и просительно, как в первый раз, а жадно, жаляще, властно, и целовал до тех пор, пока она полностью не растворилась в этом поцелуе. Какое восхитительное это было чувство и совсем новое – она не могла ни дышать, ни думать, а сердце колотилось так, что не оставалось сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140