Нежно укусив ее мягкую мочку, покрыл поцелуями ее длинную шею. Она же была само движение: ее руки оглаживали его плечи, шею, спину, тело было напряжено, бедра вздымались в любовном ритме, он был охвачен и ее жаром, и своим.
Под тяжестью его бедер она раздвинула ноги, и он приподнял ее повыше на кровати, так, чтобы можно было касаться ее полных грудей.
Ее подвижные пальцы впились ему в волосы, в то время как он, поцеловав ямочку под самой шеей, стал ласкать языком твердый от возбуждения сосок. Она выгнула спину, все ее тело требовало, жаждало ласки. Возбуждаемый ее гортанными стонами и частым дыханием, Ченс оторвал руку от ее второй груди – его рука скользнула по плоскому животу к шелковистому гнездышку золотистых волос, крепко прижимавшемуся к его бедру.
Он желал ее. Боже, как он ее желал, сейчас же, сию минуту. Он уже почти поддался силе этого порыва, но все же обуздал его. Это была их первая близость, и он хотел целиком разделить ее с ней. Он не способен был думать ни о чем, а лишь бессознательно стремился продлить миг наслаждения, чувственно осязая ее божественное тело, задыхаясь ее дразнящим запахом, жадно вслушиваясь в ее всхлипывания и стоны, впитывая губами сладковатый вкус ее кожи. Когда возбуждение стало невыносимой мукой, он вошел в нее. Она поглотила его, окутав тугим теплом. Целуя ее в губы, он поднял ей руки высоко над головой и переплел свои и ее пальцы. Он не хотел спешить. Этим моментом следовало насладиться сполна. Он глубоко вонзался в нее медленными движениями, ощущая ответное покачивание ее бедер.
Казалось, этот участившийся ритм был больше неподвластен им, он полностью растворился в ощущениях – чувствовал ее язык, слизывавший капельки пота над его верхней губой, зубы, вонзившиеся в плечо, когда она испустила сдавленный крик; сильные, требовательные руки на спине и ягодицах; мягкую, бесконечную податливость тела, слившегося воедино с его собственным.
Казалось, поплыл и закружился весь мир, и, чтобы она не уплыла от него вместе с этим миром, Ченс крепко сжал ее в объятиях.
Не в состоянии уснуть, Флейм сняла с себя руку Ченса и неслышно выскользнула из постели.
Она постояла, желая убедиться, что не потревожила его. Во сне его черты обрели еще большую силу, четче проявили его мужественную гордость, обычно скрытую под небрежной улыбкой. С минуту она смотрела на него, баюкая в себе воспоминание о наслаждении, заполнившем все ее существо, таком всевластном и прекрасном… Это было нечто гораздо большее, чем просто вспышка физической страсти и блаженное облегчение.
Она с трудом оторвала взгляд от его лица и чистых мужских линий мускулистого тела. У ее ног лежала белая рубашка. После недолгих колебаний она подняла ее с пола и надела, улыбаясь чересчур длинным рукавам. Потом закатала манжеты и потихоньку прошла в темную гостиную, по пути застегнув две пуговицы.
Подойдя к окну, она взглянула на ночные огни Сан-Франциско, мерцающие в чернильной темноте. Она бессознательно подняла воротничок рубашки и уткнулась в него лицом, вдыхая головокружительный запах мужского одеколона.
Сегодня перед приходом сюда у нее не было и тени нерешительности. Она хотела, чтобы он любил ее. Хотела его и не собиралась этого скрывать. Слишком долго она подавляла в себе отпущенную природой страсть.
Но она никак не ожидала, что их близость вызовет такой бурный поток чувств. И глубина этого чувства к нему немного пугала. Флейм боялась слова «любовь». Оно означало, что Ченс обладает властью над ней и способен причинить боль. Но, Боже праведный, если она больше его не увидит, как же больно ей будет тогда!
– Вот ты где! – донесся из темноты его голос, и Флейм напряглась, внезапно ощутив, что он где-то рядом.
Когда его руки легли на свободные рукава рубашки, она повернулась к нему до того, как пальцы успели сомкнуться. Его глаза светились лениво-собственническим выражением.
– Я уже начал думать, что ты мне приснилась.
– Мне не спалось.
Стоя рядом и глядя на него, она чуть не задохнулась от нежности. Когда он обнял ее за талию, она провела рукой по его твердой, мускулистой груди, вспомнив, какой он сильный… и ласковый…
– Ченс, я…
Но она не успела объяснить причину своей бессонницы.
– Страшно до смерти, да?
Пораженная тем, как точно он отгадал ее мысли, она не сопротивлялась, когда он, обхватив ее за ягодицы, притянул к себе.
– Как…
– …я догадался? – с улыбкой закончил он за нее. – Ты думаешь, это произошло только с тобой? На всякий случай напомню, что я тоже при этом присутствовал и принимал некоторое участие.
– Это уж точно! Но я не была уверена, что на тебя это так же сильно подействовало.
– Точно так же. – Он крепко обнял ее и потерся щекой и ртом о ее волосы. – Хотим мы этого или нет, но наступит завтра, Флейм. И мне надо будет уезжать.
– Я знаю. – Гордость не позволила ей теснее к нему прильнуть.
– Нам обоим предстоят одинокие ночи. И я не хочу, чтобы сегодняшняя стала одной из них.
В его голосе не было и тени насмешки, поддразнивания или подшучивания: он был абсолютно серьезен. Тронутая этой серьезностью, Флейм посмотрела на человека, с которым ей было так необыкновенно хорошо и тепло.
– Я тоже. – Теперь она не сомневалась – одинокие ночи впереди будут тяжелым испытанием на фоне волнующих воспоминаний об этой.
– Тогда пойдем обратно.
Его повелительный тон не допускал какой-нибудь романтической глупости типа с тобой хоть на край света. Вместо этого Флейм слегка повернулась в его объятиях и обняла его за талию, готовая вернуться в спальню – ее действия были красноречивее ненужных слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140