Но весь его вид указывал на то, что это был лишь праздный вопрос. – Например, в прошлом месяце мы работали над праздничной рекламой и коммерческими роликами для его главного универмага. Для нас Рождество начинается еще летом, задолго до Дня Благодарения.
– Другими словами, вы заранее погружаетесь в рождественскую атмосферу?
Она насмешливо уточнила:
– Только мы имеем дело с коммерческой точкой зрения на Рождество, подтверждающей старую истину: давать всегда лучше, чем получать. Тем более что она поощряется звоном монет, звучащих не хуже звона серебряных колокольчиков. Нашим рекламодателям каждая округлая буква в слове «Рождество» сулит кругленькую сумму.
– Дядюшка Скрудж гордился бы ими, – широко улыбнулся Ченс.
Она рассмеялась и добавила:
– К счастью, ворчуны и нытики на этот спектакль не допускаются. Хотя он бы идеально сюда вписался.
– А вы? Вы не нытик? – спросил Ченс, глядя на нее с любопытством.
– Да вообще-то нет. – Она слегка помрачнела. – Но, откровенно говоря, со смертью всех моих близких Рождество утратило для меня свою прелесть.
– У вас не осталось родных?
Она отрицательно покачала головой.
– Несколько лет назад я потеряла обоих родителей. А поскольку я была единственным ребенком… – Она пожала плечами в довершение фразы, отогнав от себя нахлынувшее чувство одиночества. – А у вас, наверно, большая семья?
Ни в одной из статей не упоминалось о его семье. Да и вообще Флейм не могла припомнить каких-либо ссылок на его прошлое, кроме как исполнение гражданского долга во Вьетнаме.
– Нет. Так же, как и вы, я – единственный ребенок, лишившийся обоих родителей. И праздники меня тоже не слишком-то радуют. – Его рот изогнулся в улыбке, но Флейм тронуло то понимание, которое она прочла в его глазах.
Сид Баркер стоял напротив телефона-автомата и нетерпеливо попыхивал сигаретой, его правое плечо нервно подергивалось. С беспокойством оглядывая каждого, кто проходил мимо, он не сводил взгляда с богатой публики.
Чувствуя себя не в своей тарелке в этой разодетой, надменной толпе, он непроизвольно потер ботинком по синей брючине, чтобы зачистить оцарапанный носок. Докурив сигарету до самого фильтра, он выпустил – после последней затяжки – дым через нос, напоминавший длинный клюв.
Как раз в тот момент, когда он сунул окурок в пепельницу с песком, зазвонил телефон. После первого же звонка он схватил трубку.
– Да, это я. – Его интонации были грубоватыми, как у не слишком образованного человека. – Почему так долго?!. Да, я видел их вместе меньше пяти минут назад. И, по-моему, она просекла… Как скажете, – он несогласно помотал головой. – Хотя не думаю, что от этого будет много толку… Если хотите, я так и сделаю. Деньги-то ваши.
Он повесил трубку, быстро огляделся вокруг, повернулся и провел рукой по редеющим волосам. Его плечо снова начало дергаться. Ввинчиваясь глазами в толпу, он пошел обратно – ему надо было отыскать эту рыжеволосую и во что бы ло ни стало остаться с ней наедине.
Наконец-то удача ему улыбнулась. Подходящий случай подвернулся сразу же – не успел Сид подумать, что ему придется дожидаться целую вечность. Рыжеволосая стояла чуть в сторонке, слушая, но явно не принимая участия в разговоре.
Двигаясь как можно проворнее, но в то же время стараясь не привлекать к себе ненужного внимания, Сид Баркер описал круг и приблизился к ней сбоку. Когда он был от нее на расстоянии двух шагов, она наконец его заметила, взглянув на него сначала с испугом, потом с любопытством. Может, она его и не узнала.
Приблизившись к ней вплотную, он осторожно вынул из кармана клочок бумаги.
Ее гладкий лоб прорезала морщинка, когда зеленые глаза скользнули по записке. Он тут же растворился в многолюдной нарядно одетой толпе.
«Образумьтесь, пока не поздно, и держитесь от него подальше. Иначе пожалеете».
Ошеломленная этой угрозой, Флейм посмотрела ему вслед. Фраза «держитесь от него подальше» стучала у нее в голове. Те же слова были нацарапаны на клочке бумаги на приеме у Деборгов неделю назад. Прежде чем хаотично движущаяся толпа сомкнулась за незнакомцем и скрыла его из виду, она успела разглядеть его коричневые ботинки.
Это был официант с ястребиными чертами лица, тот самый, что так нагло на нее пялился.
Однако в нынешней записке смысла было не больше, чем в предыдущей. Держаться подальше от кого? От Малькома? От Ченса? И кто мог это написать? Если это «от него» относилось к Малькому, значит – Дьедр. А если к Ченсу? Лючанна Колтон? Неужели она считала Ченса своей личной собственностью?
А вдруг это… Мальком?
Он не терпел соперничества. Чем больше она об этом думала и вспоминала его угрозы во вторник, тем более вероятным ей это представлялось. Он не брезговал прибегать к запугиванию, чтобы добиться, чего хотел. Очевидно, все то, что она сказала ему во вторник, не возымело на него никакого действия. Он хотел ее. А чувства Флейм, так же как и ее будущее, были ему безразличны. Хотя, безусловно, он вынашивал некую туманную идею о том, что он о ней как следует позаботится.
– Наверное, пора занимать места. – Ченс легонько положил руку ей на талию – и голос, и прикосновение заставили ее вздрогнуть. Она быстро повернула голову и встретила горячий взгляд, который мгновенно стал острым.
– Что-нибудь случилось?
– Нет. – Она поспешила улыбнуться, и, возможно, слишком поспешила. – Просто я подумала, что вам, наверно, захочется пройти за кулисы, чтобы пожелать мисс Колтон успеха.
Ченс улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Лючанна запирается от всех как минимум за три часа до спектакля. Единственные люди, кого она впускает к себе в гримерную, это парикмахерша и костюмерша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140