– Экран в порядке? – спросил Гэз. – Пробило двенадцать часов. У нас в распоряжении только час двадцать. Приступим.
Два выпуклых металлических экрана стояли на столе в лаборатории, точно указывали направление волн, которые строго ограниченным пучком проходили как раз через лабораторию.
Tax и Гэз произвели все нужные приготовления и сели в ожидании момента, когда начнут передаваться таинственные сигналы.
– Осталось три минуты, – сказал Гэз, посмотрев на хронометр. – Они начинаются ровно в час двадцать минут 54 секунды по нашему времени. Берите трубку, доктор.
В дверь раздался нервный стук.
– Это я, Мишутка, – послышался голос за дверью. – Впустите, Оскар Карлович.
Гэз быстро повернул ключ и впустил запыхавшегося Мишутку.
– Я спешил, Оскар Карлович. Бегом бежал, чтоб не опоздать. – Мишутка сорвал с себя кепку, легкий пиджачишко и бросил их на табуретку. – Вы приказали присутствовать при сегодняшнем опыте, я и явился.
– Мы с вами, Михаил Лукич потом поговорим о вашем опоздании, а сейчас… – Тут Гэз громко скомандовал, как капитан на мостике: – Две секунды… Трубки… Слушайте…
Tax слышал, как в трубках отчетливо запела тонкая свирель, причудливо сплетая ноты в коротенькие группы, как буквы в слова.
– Вы слышите? – тихо спросил его Гэз. – Это на короткой волне… Удивительно, как четко слышно.
Tax только кивнул Гэзу, а сам вслушивался в отрывистую мелодию.
Свирель в этот момент оборвалась как будто вопросом и выжидательно замолчала. И тотчас по второму приемнику послышались короткие звуки ответа. Потом все смолкло.
– Мой экран, – хрипло пробормотал Tax. Шатаясь, приподнялся и поставил принесенный темно-голубой экран на пути предполагаемого потока волн. Экран вспыхнул. Гэз потушил свет. В темноте экран ярко светился, вырисовывая отчетливый овал, разделенный продольной полоской на две половины. По овалу перебегали яркие разноцветные точки и пятнышки.
Tax захохотал, восторженно и почти безумно:
– Они умеют передавать картину работы мозга на расстоянии… И я читаю мысли этого мозга.
Мишутка в изумлении смотрел и слушал. Гэз дотронулся до руки Таха.
– Доктор. Немного спокойствия. Где ваши папироски?
Tax выпрямился.
– Не надо. К черту табак! Товарищ Зубов, и вы, инженер, запомните, что я говорю…
Он отступил на три шага от экрана и заговорил:
– Читаю картину мозга, передаваемую на це-волнах и отпечатленную на моем экране.
Гэз насторожился и вынул записную книжку. Он умел писать в темноте. Мишутка почему-то глубоко и протяжно вздохнул. Tax заложил руки за спину. Голос его дрожал от волнения.
– Мозг мужчины средних лет… Хорошо развитые извилины… Небольшой склероз кровеносных сосудов… Мозг в возбужденном состоянии. Мысли летят со страшной быстротой… Я читаю: «Рьетта»… Дальше непонятно… Ах, да… Передает Париж… Значит, мозг думает на французском языке… Теперь ясно… «Рьетта… Я не убивал тебя. Тебя убил этот господин-сатана, человек, который стоит сейчас рядом со мной, который заманил меня в ловушку. Рьетта, прости меня. Я не должен был уходить из „Золотого павлина“ и оставлять тебя ночью одну». Обрыв… Этот человек кричит о помощи. Центр речи крайне возбужден… Опять мысли: «Да, меня зовут Мишель Андрэ»… Сдвиг… Опять крик… «Я просто русский… Михаил Андреевич Горлов… Я русский… Я не убивал… Ложь… Ложь… Я хочу на могилу моей мамы… Помогите… Я хочу в Россию, в новую Советскую Россию… Да, я писал об этом главному начальнику химической промышленности товарищу Глаголеву… Он знает меня, он помнит меня… Он жил у нас на квартире… Когда я был маленький… Пустите меня… Вы слышите, товарищ Глаголев?» Обрыв…
Экран потух.
Гэз, Tax и Мишутка были потрясены и молчали.
– Для всех, кажется, ясно, – начал Гэз, – что сейчас где-то, в направлении, откуда идут волны, мучают и, может быть, пытают нашего соотечественника Михаила Андреевича… Здесь упоминалось имя товарища Глаголева.
– Это наш начальник, – отозвался Мишутка. – Обязательно надо известить его об этих делах.
– Дайте мне подумать, – тихим голосом сказал Tax, помолчал и спросил: – Почему вы все вздыхаете, товарищ Зубов?
– Как ваша пропавшая товарищ Рогова? – спросил Мишутку и Гэз.
– Я нашел Дуню, – задыхаясь, ответил Мишутка. – В приемном покое вашей больницы, доктор. Она ничего не помнит… Ее привез какой-то лохматый старик, который сдал больную, а сам сел в автомобиль и умчался.
– Что? – крикнул Tax. – Это же значит…
– Совершенно верно, доктор Tax. Это значит, что вам незачем лезть в чужие тайны, – прозвучал металлический голос в темноте, и кто-то вошел через незапертую дверь в лабораторию. Какое-то легкое дуновение проплыло по воздуху, и черная тишина будто насупилась в темной лаборатории.
– Кто здесь? – крикнул Tax.
Гэз выхватил браунинг и выстрелил в дверь. Мишутка щелкнул выключателем. Шаровидная лампа осветила комнату.
Гэз стоял с поднятым револьвером. Мишутка вытянул вперед руку, вооруженную кастетом. Tax взвизгнул и прыгнул к столу.
Его экран исчез.

XXI. ДАЧА ПРОФЕССОРА

Дуня раскрыла глаза и обвела ими стоявших вокруг ее больничной койки.
– Спасибо вам… Но не спрашивайте… Я ничего не помню…
Акст осторожно спросил:
– Постарайтесь вспомнить… Глаголев очень заинтересован всем этим делом… Вы помните Глаголева? Вы еще пели на торжестве вашего завода.
Дуня слабо улыбнулась.
– Это я помню… Спасибо ему.
Tax потянул за рукав Акста.
– Товарищ инспектор. Отложим допрос до другого раза. Больная очень слаба.
К койке подошел на цыпочках Мишутка и упал на колени.
– Дуня… Товарищ.
– Мишутка! – радостно сказала Дуня и положила ему руку на пушистые белые волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41