Он обладает свойством чрезвычайной упругости и способности к волнообразному движению, которое распространяется во все стороны…
Кеплер первый разложил солнечный луч на составляющие его цветные лучи. Ньютон дал классическое объяснение этому опыту, показав, что цвет лучей зависит от длины эфирных волн, которые мы теперь называем электромагнитными. Последующие работы показали, что в природе существует масса таких электромагнитных волн. Окружающий нас эфир постоянно находится в волнообразных колебаниях, которые пронизывают пространство. Гершель в 1880 году открыл тепловые лучи, Герц в 1891 году – электрические лучи, а Рентген в 1895 году – свои икс-лучи. Все это оказались явления одного порядка – электромагнитные колебания, распространяющиеся в эфире со скоростью света в 300 тысяч километров в секунду, но различающиеся длиною волны.
Электрические радиоволны имеют длину до нескольких километров, станция имени Коминтерна излучает волны в 1450 метров длины, почти полтора километра. Есть и короткие радиоволны – до нескольких метров длины, это уже переход к волнам Герца. Волны Герца переходят в тепловые лучи, длина которых приблизительно от 0,3 сантиметра до 0,8 микрона. А микрон – это одна тысячная доля миллиметра. От тепловых лучей переход, при все уменьшающейся длине волны, к волнам красного цвета через семь цветов видимого спектра. Дальше – открытая Мелликеном в 1923 году мелликеновская часть спектра, представляющая переход к рентгеновским лучам, длина которых начинается от 0,0001 микрона и меньше. За рентгеновскими лучами идут гамма-лучи, с ничтожнейшей длиной волны.… И, может быть, за гамма-лучами…
– За гамма-лучами идут це-лучи, – неожиданно сказал доктор Tax и побледнел. Он оперся обеими руками на стол и обвел присутствующих взглядом. – Це-лучи имеют бесконечно малую длину волны и излучаются человеческим мозгом.
– Следовательно, насколько я понимаю, вы думаете… – начал Гэз.
– Я не думаю, а докажу вам, что… це-волны обычного электромагнитного характера, но с бесконечно малой длиной, существуют!
– Если эти волны излучает человеческий мозг, – спросил Акст, – и вы, доктор, владеете способом уловить их…
Гэз приподнялся и поклонился доктору:
– То вопрос о чтении мыслей близок к разрешению?
– Он решен, равно как и вопрос о передаче мыслей на расстояние, – сказал Tax и побледнел еще больше.

XVI. ЗЕРКАЛЬНЫЙ ШКАФ ПРОФЕССОРА ТОЛЬЕ

Прохладная апрельская ночь мягко сползала на затихающую землю. Небо, как темная парча с бубенчиками звезд, будто неслышно звенело.
Мишутка своей обычной упругой походкой направлялся к даче Илоны. Он проходил березовой рощей, смело ступая по просохшей дороге. В просвете деревьев низко висела крупная зеленая звезда, как виноградинка. Мишутка взглядывал на нее, и какое-то беспокойство закрадывалось в него. Окружавшая его тишина переставала быть для него понятной. В казавшемся безмолвии он улавливал странные звучания, будто тысячи тысяч крохотных металлических бубенчиков шелестели под действием невидимых воздушных струй и звенели.
Звучание спускалось как будто от далеких мигающих звезд и окутывало Мишутку. И сама земля не казалась ему молчащей. Он чувствовал, что она живет, дышит и слабо колышется от пробуждающейся весенней дрожи. Деревья стоят как невесты, ожидающие своих возлюбленных, овеянных думой о предстоящей радости сближения. Цепкими корнями вцепились деревья во влажную сыть отдохнувшей земли, жадно пьют и тянут густые весенние соки, гонят их по сосудистым пучкам стволов и ветвей к набухающим жирным почкам. Но земля жива для Мишутки.
Она кажется ему матерью, к сосцам которой припали наголодавшиеся и вкусно чавкающие детеныши. И слышит Мишутка, как живет земля, и звучит далекое распростертое пышное небо.
Он отворил калитку и прошел на кухонное крылечко дачи. Постучал. В окнах зажегся свет ламп. Ему отворила Глафа. Он вошел в дачу.
Из-за серой тени куста, росшего около дачи, медленно приподнялась темная фигурка девушки, осторожно огляделась и прислушалась, как захлопнулась входная дверь за вошедшим в дачу Мишуткой.
За рощей в поселке ожесточенно лаяли собаки. Вдали на горизонте стояло зарево из огней большого города, кидая смутный отсвет на дачу и палисадник, через который медленными тонкими шагами кралась девушка. Она подошла к даче и заглянула в окошко.
Зеленая занавеска висела изнутри и закрывала середину окна, оставляя две боковых щелки, через которые были видны кусочки комнаты. Справа у стены – диван. Налево видна дверь в другую комнату, в которой стоит высокий зеркальный шкаф. Зеркало отражает письменный стол, на котором навалены книги. Низкая лампа светит тускло из-под круглого фестончатого абажура. Тень от спинки высокого кресла угольником ложится на косяк полуоткрытой двери.
Девушка прильнула к стеклу. Расплывчатые силуэты проплыли по зеленому полю занавески. Яркое пятно внесенной в первую комнату лампы надвинулось на окно, потом остановилось. Девушка догадалась, что эта внесенная лампа поставлена на стол. Через правую щель девушка увидала, как на диван села черноволосая тонколицая женщина, зябко кутавшаяся в меховую пелеринку. Она подняла свое матовое, казавшееся от лампового света желтоватым, тонкое лицо кверху и заговорила, приветливо раскрывая бледно-красные губы. Потом опять зябко уткнулась в темно-рыжий мех пелеринки и слушала кого-то, кто был от подсматривающей скрыт зеленой материей занавески. И опять женщина вскинула вверх лицо. Синие волосы как-то сами собой сбились ей на покатый породистый лоб, глаза засветились черным перламутром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41