- Хорошо понимаю.
- Он был нашим давним клиентом, и хорошим клиентом. И я еще ни разу ни на кого не доносил. Я донес не ради удовольствия.
- И я бы на вашем месте не старался быть ни циничным, ни грубым. Скажите ему, что донес я. Он, должно быть, и так ненавидит меня, как политического противника. Ему было бы тяжело узнать, что это сделали вы.
- Нет. Каждый должен отвечать за себя. Но вы-то понимаете?
- Да,- сказал я. Потом солгал: - Понимаю и одобряю.
На войне очень часто приходится лгать, и, если солгать необходимо, надо это делать быстро и как можно лучше.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел вместе с Джоном. Я оглянулся на столик Дельгадо. Перед ним стояли джин с хинной, и все за столом смеялись его словам. У него было очень веселое смуглое лицо и глаза стрелка, и мне интересно было, за кого он себя выдавал.
Все-таки глупо было показываться у Чикоте. Но это было как раз то, чем он мог похвастать, возвратись к своим.
Когда мы вышли и свернули вверх по улице, к подъезду Чикоте подъехала большая машина, и из нее выскочили восемь человек. Шестеро с автоматами стали по обеим сторонам двери. Двое в штатском вошли в бар. Один из приехавших спросил у нас документы, и, когда я сказал: "Иностранцы",- он сказал, что все в порядке и чтобы мы проходили дальше.
Выше по Гран-Виа под ногами было много свежеразбитого стекла на тротуарах и много щебня из свежих пробоин. В воздухе еще не рассеялся дым, а на улице пахло взрывчаткой и дробленым гранитом.
- Вы где будете обедать? - спросил Джон.
- У меня есть мясо на всех, а приготовить можно у меня в номере.
- Я поджарю,- сказал Джон.- Я хороший повар. Помню, раз я готовил на корабле...
- Боюсь, оно очень жесткое,- сказал я.- Только что закололи.
- Ничего,- сказал Джон.- На войне не бывает жесткого мяса.
В темноте мимо нас сновало много народу, спешившего домой из кинотеатров, где они пережидали обстрел.
- Почему этот фашист пришел в бар, где его знают?
- С ума сошел, должно быть.
- Война это делает,- сказал Джон.- Слишком много сумасшедших.
- Джон,- сказал я,- вы как раз попали в точку. Придя в отель, мы прошли мимо мешков с песком, наваленных перед конторкой портье, и я спросил ключ, но портье сказал, что у меня в номере два товарища принимают ванну. Ключ он отдал им.
- Поднимайтесь наверх. Джон,- сказал я.- Мне еще надо позвонить по телефону.
Я прошел в будку и набрал тот же номер, что давал официанту.
- Хэлло, Пепе.
В трубке прозвучал сдержанный голос:
- Олла. Аuе tal (как дела? (исп.).) Энрике?
- Слушайте, Пепе, задержали вы у Чикоте такого Луиса Дельгадо?
- Si, hombre. Si. Sin novedad (Да, дружище. Да. Ничего нового (исп.).). Без осложнений.
- Знает он что-нибудь об официанте?
- No, hombre, no(нет, дружище, нет (исп.)).
- Тогда и не говорите о нем. Скажите, что сообщил я, понимаете? Ни слова об официанте.
- А почему? Не все ли равно. Он шпион. Его расстреляют Вопрос ясный.
- Я знаю,- сказал я.- Но для меня не все равно.
- Как хотите, hombre. Как хотите. Когда увидимся?
- Заходите завтра. Выдали мяса.
- А перед мясом виски. Ладно, hombre, ладно.
- Salud, Пепе, спасибо.
- Salud, Энрике, не за что.
Странный это был, тусклый голос, и я никак не мог привыкнуть к нему, но теперь, поднимаясь в номер, я чувствовал, что мне полегчало.
Все мы, старые клиенты Чикоте, относились к бару по-особому. Должно быть, поэтому Луис Дельгадо и решился на такую глупость. Мог бы обделывать свои дела где-нибудь в другом месте. Но, попав в Мадрид, он не мог туда не зайти. По словам официанта, он был хороший клиент, и мы когда-то дружили. Если в жизни можно оказать хоть маленькую услугу, не надо уклоняться от этого. Так что я доволен был, что позвонил своему другу Пепе в Сегуридад, потому что Луис Дельгадо был старым клиентом Чикоте и я не хотел, чтобы перед смертью он разочаровался в официантах своего бара.

1 2 3 4