Как водится, они ссорились между собой и довольно ядовито дразнили друг друга, но воспитаны были хорошо и к взрослым относились уважительно.Младший мальчик был светлый, а сложением — настоящий карманный крейсер. Физически он в точности повторял Томаса Хадсона, только в меньшем масштабе, короче и шире. Загорая, он покрывался веснушками, лицо у него было насмешливое, и вредным старикашкой он был с рождения. Но не только старикашкой, а также и чертенком. Он любил задевать своих старших братьев — была в его натуре темная сторона, которую никто, кроме Томаса Хадсона, не мог понять. Ни отец, ни сын об этом не задумывались, но они различали друг в друге эту особенность, знали, что это плохо, и отец относился к ней всерьез и понимал, откуда это у сына. Они были очень близки между собой, хотя Томас Хадсон жил с ним под одной крышей меньше, чем с остальными детьми. Этот младший мальчик, Эндрю, был отличный спортсмен — настоящий вундеркинд — и с первого же своего выезда обходился с лошадьми, как заправский лошадник. Братья гордились им, но задаваться ему не позволяли. В подвиги этого мальчугана трудно было поверить, однако его видели в седле, видели, как он берет препятствия, и чувствовали в нем холодную профессиональную скромность. Он родился каверзным мальчишкой, а казался очень хорошим, и свою каверзность подменял чем-то вроде задиристой веселости. И все-таки по натуре он был дурной мальчик, и все знали это, и он сам знал. Он просто по-хорошему держался, пока дурное зрело в нем.Они лежали на песке вчетвером под обращенной к морю верандой: справа от Роджера — старший сын, Том-младший, по другую сторону — самый маленький, Эндрю, а средний, Дэвид, вытянулся на спине, с закрытыми глазами, рядом с Томом. Томас Хадсон промыл кисти и спустился к ним.— Привет, папа, — сказал старший мальчик. — Ну как тебе работалось — хорошо?— Папа, ты пойдешь купаться? — спросил средний.— Вода что надо, папа, — сказал самый младший.— Здравствуйте, папаша, — с улыбкой сказал Роджер. — Ну, как ваши малярные дела, мистер Хадсон?— С малярными делами на сегодня покончено, джентльмены.— Вот здорово! — сказал средний мальчик, Дэвид. — Поедем на подводную охоту?— Поедем, но после ленча.— Чудесно! — сказал старший.— А если будет большая волна? — спросил младший, Эндрю.— Для тебя, может, и большая, — сказал ему старший брат, Том.— Нет, Томми, для всех.— Когда море неспокойное, рыба забивается между камнями, — сказал Дэвид. — Боится большой волны не меньше нас. У них, наверно, и морская болезнь бывает. Папа, бывает у рыбы морская болезнь?— Конечно, — сказал Томас Хадсон. — В большую волну груперы заболевают морской болезнью в садках на шхунах и дохнут.— Что я тебе говорил? — сказал Дэвид старшему брату.— Заболевают и дохнут, — сказал Том-младший. — Но откуда известно, что это от морской болезни?— Морской болезнью они, по-моему, в самом деле болеют, — сказал Томас Хадсон. — Но вот не знаю, мучает она их или нет, когда они плавают свободно.— Но, папа, ведь среди рифов рыба тоже не может свободно плавать, — сказал Дэвид. — У них там разные ямы и норы, куда они прячутся. А в ямы они забиваются, потому что боятся крупной рыбы, и бьет их там не меньше, чем в садке на шхуне.— Ну, все-таки не так сильно, — возразил ему Том-младший.— Может, и не так сильно, — рассудительно подтвердил Дэвид.— Но все-таки, — сказал Эндрю. И прошептал отцу: — Если они еще проспорят, мы никуда не поедем.— А ты разве не любишь плавать в маске?— Ужасно люблю, только боюсь.— Чего же ты боишься?— Под водой все страшно. Как только сделаю выдох, так мне становится страшно. Томми плавает замечательно, но под водой ему тоже страшно. Под водой из нас только Дэвид ничего не боится.— Мне сколько раз было страшно, — сказал ему Томас Хадсон.— Правда?— По-моему, все боятся.— Дэвид не боится. Где бы ни плавал. Зато теперь Дэвид боится лошадей, потому что они столько раз его сбрасывали.— Эй ты, сопляк! — Дэвид слышал, что он говорил. — Почему меня лошади сбрасывали?— Не знаю. Это столько раз было, я всего не помню.— Так вот слушай. Я-то знаю, почему меня сбрасывали. В прошлом году я ездил на Красотке, а она ухитрялась так раздувать брюхо, когда ей затягивали подпругу, что потом седло сползало на бок вместе со мной.— А у меня с ней таких неприятностей никогда не было, — съязвил Эндрю.— У-у, сатана! — сказал Дэвид. — Она, конечно, полюбила тебя, как все тебя любят. Может, ее надоумили, кто ты такой.— Я вслух ей читал, что про меня пишут в газетах, — сказал Эндрю.— Ну, тогда она, наверно, брала с места в карьер, — сказал Томас Хадсон. — Вся беда в том, что Дэвид сразу сел на ту старую запаленную лошадь. Ее у нас подлечили, а скакать ей было негде, по пересеченной местности не очень-то поскачешь.— А я, папа, не хвалюсь, что усидел бы на ней, — сказал Эндрю.— Еще бы ты хвалился, — сказал Дэвид. Потом: — А черт тебя знает, может, и усидел бы. Конечно, усидел бы. Знаешь, Энди, как она ходила под седлом первое время! А потом я стал бояться. Боялся, как бы не напороться на луку.— Папа, а мы поедем на подводную охоту? — спросил Эндрю.— В большую волну не поедем.— А кто будет решать — большая или не большая?— Я буду решать.— Ладно, — сказал Энди. — По-моему, волна очень большая. Папа, а Красотка все еще у тебя на ранчо? — спросил он.— Наверно, — сказал Томас Хадсон. — Я ведь сдал ранчо в аренду.— Сдал в аренду?— Да. В конце прошлого года.— Но нам можно будет туда поехать? — быстро спросил Дэвид.— Ну, конечно. Там же есть большая хижина на берегу реки.— Нигде мне так хорошо не было, как на твоем ранчо, — сказал Энди. — Конечно, не считая здешних мест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22