Джон по-братски приветствовал ее, но очевидно было, что его куда больше занимают подлизыванья Зака.– Ты чудно выглядишь, тетя Нэн, – от тебя словно веет свежестью. Ах, если бы я могла так одеваться! Знаешь, я беспокоюсь за свою жизнь – я ведь приехала сюда без слуг.– А к чему была такая спешка? – Нанетта жестом пригласила Елизавету присесть на одну из каменных скамеечек. Нанетта безмятежно глядела на голубое небо сквозь ветви яблонь, растущих по ту сторону стен в саду. Они уже отяжелели от молодых золотисто-зеленых плодов, которые были словно драгоценные камни в оправе из зеленой листвы... Наступило как раз то время, когда незаметно кончается лето, плавно перетекая в осень, – но еще не было явных примет увядания, лишь ход жизни словно замедлялся...– Джон переживает – ведь Тодди до сих пор не возвратился, – сказала Елизавета. – Я говорю ему, чтобы не ждал раньше первого снега – а может, он и тогда не явится.– Но, мама, он ведь прежде всегда приходил, – горячо возразил Джон. – Когда он удрал прошлым летом, к этому времени он уже вернулся. А потом весной он пропал всего на месяц...– Джон, ты ведь знал, что приручить лисицу невозможно. Недаром мы говорим «дикий, словно лиса»? – мягко ответила Елизавета. – Почему бы тебе не попросить у отца щенка?Нанетта с сочувствием переводила взгляд с одного на другого:– Так ты привезла его, чтобы отвлечь? – улыбнулась она. – Или ты хотела разузнать что-нибудь о Тодди?– Думала, может быть, он прогуляется с Джэном – может, они проедутся верхом или искупаются, чтобы он хоть на время перестал печалиться о Тодди, – ответила Елизавета.– Джэн собирался на рыбалку с мальчиками Смитов. – Мэри, дорогая, сбегай, посмотри – может, он еще не ушел – тогда попроси его прийти.– Да, мадам.– И захвати корзинку с клубникой – Мэтью передаст ее на кухню.– Хорошо, мадам. – Мэри убежала. Нанетта частенько давала ей поручения – она была проворна и умна и исполняла все лучше любой служанки.Джон тем временем чуть поодаль развлекался в компании Зака. Елизавета понизила голос:– Мэтью сказал, что Джеймс все еще у себя в кабинете. Как он, Нэн?Нанетта печально покачала головой:– По-моему, неважно. Очень мало ест, сильно исхудал. Но, что всего хуже, он молчит. Редко скажет пару слов, не смеется и не поет, как прежде. Он и не работает, просто запирается на целый день. Я порой подглядываю за ним потихоньку. Он просто сидит часами, уставясь в никуда.– Джеймс все еще скорбит? – осторожно спросила Елизавета. Со дня смерти Александра прошло уже полтора года, но она знала, что рана все еще кровоточила.– О мальчике? Я не знаю... Поначалу я думала, что дело в этом, но тут кроется еще что-то. Думаю, он поглощен и другими проблемами. Иногда это сильно осложняет нам жизнь.– Религия?– Да. Он запретил всем нам посещать мессы. И слугам, и Джэну, и мне – всем.– Из-за штрафов? – спросила изумленная Елизавета. Был издан закон, по которому каждый посещающий католическую мессу обязан внести в казну сто марок [Старинная английская монета], но людей редко преследовали – особенно тут, на севере. Существовал также двенадцатипенсовый штраф за непосещение церкви по воскресеньям и по большим праздникам – этот взимался регулярно. Но так как сумма была мизерная, католические семейства просто выплачивали деньги раз в год местному судье – и продолжали жить по-старому. На самом же деле королева и архиепископ Паркер создали вполне приемлемые условия для всех, кроме разве что самых неистовых приверженцев папского католицизма. А непосещение храма чаще всего было результатом лености, нежели проявлением убеждений.– Нет, штрафы здесь ни при чем. Трудно понять, что на самом деле у него на уме, ведь он так неохотно говорит – но мне кажется, он склоняется к тому, что протестанты правы. Он заставляет нас всех посещать храм – по его словам, в угоду королеве. Этим, собственно, и исчерпываются его придворные обязанности. Порой мне кажется... – Нанетта запнулась. Елизавета осторожно переспросила:– Кажется что, кузина?– Что скорбь об Александре заставила его так перемениться...На это Елизавета ничего не могла ответить. Она только спросила:– Так у вас больше не служат мессы?По лицу Нанетты скользнула легкая улыбка, в которой было больше горечи, нежели веселья:– Я родилась и воспитана католичкой. Хотя большую часть жизни я не была паписткой. Вера короля Генриха достаточно хороша для меня – и, думаю, для королевы. Знаешь, о чем мне время от времени пишет Мэтью Паркер? Что королева изо всех сил сопротивляется тому, чтобы церковь была лишена прежних привилегий – а в ее алтаре такое же распятие, свечи и цветы, как и у королевы Марии. – Она совершенно забылась и громко рассмеялась: – Так, о чем ты спрашивала?– О мессе.– Ах, да... Что ж, дорогая моя, ведь у меня есть капеллан, наш дорогой Симон – а что же еще делать капеллану? Думаю, Джеймс рад был бы от него избавиться, но ведь это мой слуга, а вовсе не Джеймса – а наш брачный договор предусматривает, что мои слуги в полной моей власти, и поделать он ничего не может. Тише, Джон возвращается, – она возвысила голос: – Что так надолго заинтересовало тебя, цыпленок?– Паук, тетя Нэн, – у него было брюшко такого цвета... ну, как шейка голубя, вся переливающаяся, – отвечал Джон. Большая и тяжелая пчела вдруг опустилась прямо на рукав его камзола. Он взглянул на нее и улыбнулся. – Поглядите-ка! Приятель, твои ножки отяжелели от пыльцы. Ты словно ослик с торбами наперевес. Иди-ка сюда, маленький братец, – сказал он, протягивая палец – пчела, словно поняв, чего от нее хотят, взобралась на него и преспокойно уселась. Джон поднес руку ближе к глазам, чтобы получше рассмотреть насекомое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129