Что ты хочешь? Чем тебе помочь?
За собой Каролина услышала стук, сопровождаемый звоном, с которым его жена поставила на стол тарелку.
– Опять большого господина разыгрываешь? Великий Зокко! Зокко и его братья. Три летающих дьявола. Три искусителя, за которыми повсюду бегали бабы, даже герцогини. – Она засмеялась. – Времена давно прошли, мой дорогой. На, взгляни на эти жалкие монетки, большего ты для них не стоишь.
Каролине была неприятна эта сцена, причиной которой стала она, однако она заметила, как по лицу мужчины проскользнула совсем юношеская улыбка. Она почувствовала на себе его взгляд. Он нахмурил брови, но улыбка в его каре-зеленых глазах осталась.
– Ты не из деревни, это сразу видно. Итак, чего ты хочешь? Ты от кого-то прячешься? За тобой гонятся? Твои родители? Полиция?
Каролина ответила одним из тех своих бессознательных взглядов, которые будили в каждом мужчине желание помочь ей и оградить ее.
– Я вас видела, на канате, – неуверенно начала она. – Я знала одного человека, у которого был точно такой же наряд, как у вас.
Мужчина взглянул на свою одежду. Он вдруг показался смущенным.
– Кто это был?
– Мой слуга.
– Ее слуга! – Женщина насмешливо захохотала. – Вы только послушайте! У нее есть слуга!
– Негр? – серьезно спросил мужчина, не обращая внимания на жену.
Каролина кивнула. Ей вдруг стало страшно перед правдой. Бату был воспоминанием о той, другой жизни, полной радужных ожиданий и планов на будущее. Она почти жалела, что начала разговор…
– Мы подобрали его в Пьомбино, на помойке – услышала она голос мужчины. – С ножевой раной в легком. Убийцы, вероятно, решили, что он мертв.
Каролина вскинула глаза.
– Он был жив?!
– Он был еще жив, несмотря на внутреннее кровотечение, Гигант. Мы забрали его с собой и ухаживали за ним. Думали, что может получиться аттракцион для нашего цирка.
– Это ты так думал! – перебила его жена. – Хорошенький аттракцион. Живой труп.
– Где он? Я должна его увидеть.
Мужчина, казалось, колебался. Он стал серьезен.
– Мы все сделали, – сказал он. – Рана хорошо зажила. И все же с каждым днем ему все хуже и хуже. Он в полной апатии, ничего не говорит, почти не ест. – Канатоходец пытливо посмотрел Каролине в лицо. Потом открыл дверь. – Пошли!
Площадь, где цирк разбил свой манеж, была теперь пустынна. Люди разошлись. Зокко шел впереди. Когда он отпер дверь в фургон с животными, встревоженные звери зашевелились. Они вошли в узкий, забранный решетками коридорчик. В нос ударил влажный резкий запах зверинца.
– Это было его желание, – произнес Зокко. – Он хотел быть с животными.
Три черные вспугнутые обезьяны подскочили к решетке своей клетки. Медведь с недовольным бурчанием поднял голову. Задняя часть фургона была занавешена обтрепанной шалью. Зокко откинул ее. На соломенной подстилке Каролина увидела Бату. Открытые глаза негра, неподвижно смотревшие в пустоту, ожили. Каролина опустилась рядом на пол и склонилась над ним.
– Это я, Бату!
Глухой звук вырвался из груди негра. Он поднялся и обеими руками прикоснулся к ней, как бы желая удостовериться, что она ему не снится.
– Графиня! – Это был крик, потрясший Каролину.
Бату зарылся лицом в ее руки. Рыдания сотрясали его массивное тело. Материнским жестом Каролина гладила его по густым курчавым волосам Он поднял голову. В его черных блестящих глазах стояло изумление. Его госпожа жива! Он оплошал тогда, в Пьомбино! Нарушил клятву, данную своему умирающему господину. Дал одержать над собой верх. Он должен был умереть, потому что умерла его хозяйка. Это была единственная мысль, единственное чувство, владевшее им с того рокового вечера в Пьомбино, не дававшее ему жить. И он бы погиб от сознания своей вины в смерти госпожи. Теперь он опять имел право на жизнь.
Той же ночью цирк покинул Флоренцию. Засыпая на скудном ложе, устроенном для нее в фургончике дочери хозяйки, Каролина верила, что страху наконец должен прийти конец. Она нашла Бату. У нее было пристанище. Однако страх оставался. Он слишком глубоко въелся в сознание.
В те два дня, когда цирк разбил свои шатры в древнеримском амфитеатре во Фьезоле, Каролина не осмеливалась высунуться наружу. Близость монастыря, воспоминания обо всем, что довелось ей там пережить, мучили ее как болезнь. Но когда они поехали дальше, легче на душе не стало. Каролина не узнавала себя. Она много и добросовестно помогала циркачам, однако, даже умирая от усталости после работы, она не в состоянии была заснуть.
Бату с той ночи во Флоренции буквально ожил. Он теперь был аттракционом маленького бродячего цирка. Когда в своем фантастическом одеянии, с медведем на веревке и с обезьянкой на плече, он проходил по улицам города и с барабанным боем объявлял представления, то по вечерам в тарелке Эстреллы весело звенели монетки. В свободные утренние часы Зокко разучивал с негром один из тех номеров на трапеции, которые когда-то прославили его и его братьев. Он пытался и Каролину убедить выступить. Он придумал один волшебный номер, в котором она могла бы ему ассистировать. Но Каролина не соглашалась. Одного вида сутаны было достаточно, чтобы напомнить о Нери и возродить в ней панический страх опять попасть в его руки. Она боялась выходить из фургона и с готовностью выполняла любую работу, лишь бы не появляться на людях: чистила скребницей лошадей, убирала стойла, кормила животных.
Бату окружал ее трогательной любовью. Зокко бесконечными маленькими знаками внимания доказывал свое тайное обожание. Розария была ей как сестра и все пыталась развеселить Каролину. Даже прежняя ревность Эстреллы прошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86