Но она неправильно расценила его улыбку.
– Деньги? – пренебрежительно протянул он. – Деньги мне могут предложить многие. В вашем случае деньги меня не привлекают. – Он выдержал подчеркнуто искусственную паузу и понизил голос до шепота. – Но быть может, мы сговоримся иначе.
У Каролины по спине побежали мурашки. Лишь теперь ей стало ясно, во что она ввязалась. С трудом сдерживая брезгливость, она дала ему поцеловать руку.
– У меня есть предложение, – сказал он. – Эта обстановка мало подходит для таких деликатных разговоров. Приходите сегодня вечером ко мне. Там мы можем поговорить спокойно и без свидетелей. – Он протянул ей записку со своим адресом. – Скажем, в девять?
На губах Каролины заиграла загадочная непроницаемая улыбка.
– Я приду.
Каролина подняла трехсвечный канделябр и осветила циферблат высоких напольных часов в холле. Серебряные стрелки с красно-золотой гравировкой показывали восемь. Еще час. Мерцающий свет свечей превращал знакомую обстановку в зловещий лабиринт, в котором даже тиканье часов таило мрачную угрозу. Она была одна в доме. Челядь после ареста графа разбежалась, а Симона она полчаса назад отослала с каким-то несущественным поручением. Теперь она немного жалела об этом, может, надо было все же довериться ему.
Шелест просторной темной муаровой накидки сопровождал се как таинственное перешептывание, когда она вышла из холла. Перед кабинетом отца Каролина остановилась и повернула ключ в замке.
Того разора, что учинили люди Тибо при аресте графа, больше не было. Все было опять на своих местах: картины, которые они в поисках скрытых в стене тайников сорвали с крюков; книги, которые они переворошили в поисках отягчающих вину документов; ящики письменного стола, содержимое которых они вытряхнули на пол. Каролина нажала ногой на педаль конторки в нише возле двери и открыла крышку. Здесь отец хранил свою печать, темно-красный сургуч, песок для присыпки, птичьи перья.
Она выдвинула правый ящик и нажала на скрытую пружину: потайной ящичек распахнулся. Затаив дыхание, Каролина просунула руку в темное отверстие – и нащупала что-то холодное и гладкое. В ее руке лежала маленькая овальная стеклянная колбочка. У отца не хватило времени прихватить с собой яд.
Она закрыла потайной ящик и поднесла к свету до половины заполненную белым порошком колбу, разглядывая ее как тайное сокровище. Потом Каролина сняла с пальца перстень с большой серой жемчужиной, открыла запор на нижней стороне и наполнила полое пространство ядом. Она взглянула на руки, ей вдруг показалось, что они дрожат. Однако руки были спокойны. Беспокойство сидело глубже.
Она снова надела перстень и подошла к зеркалу, висевшему над камином. Придирчиво, как чужая, она разглядывала себя: перед ней была спокойная молодая красивая женщина в черном, в высоко подколотых черных волосах сверкала бриллиантовая пряжка. Лишь глаза, горящие загадочным огнем, слегка выдавали ее внутреннее состояние. Глядя на свое отражение, она чувствовала, как понемногу успокаивается и опять становилась сама собой. Страх ушел, безграничная решимость овладела ею.
Она отвернулась от зеркала, закрыла дверь кабинета и быстро пошла по высокому темному коридору. Внизу она затушила свечи и поставила подсвечник на мраморную консоль.
Прежде чем запереть за собой дверь и сбежать по ступеням, она низко надвинула на лоб капюшон.
Кучер что-то пробормотал себе под нос и поднял кнут. Он мог бы поспорить, что незнакомка была дамой из общества, однако те не ездили в игорный дом Фраскати даже в мужском сопровождении. Он подстегнул лошадей.
Экипаж катил вдоль Сены. Легкий туман стоял над водой, в ярких огнях набережной он превращался в переливающуюся разноцветную паутину, пронизывающую блестящее черное тело реки. От Пон-дез-Ар повеяло сильным пряным ароматом апельсиновых деревьев. Копыта лошадей простучали по мосту Пон-Неф, и вот они уже покинули знакомые кварталы. Фасады домов стали скромнее, освещение скуднее – но тем живее пульсировала здесь жизнь: кафе, танцевальные залы, игорные дома, на улицах повсюду фланировали люди, звучали смех, голоса… На улице Ришелье Каролина велела остановить. Чем меньше свидетелей, тем лучше. Это должно быть где-то поблизости, недалеко от игорного дома Фраскати.
Серый обсыпающийся фасад. Выкрашенная в черный цвет деревянная дверь, круглая латунная ручка. Она толкнула дверь. Из окошка консьержки в коридор падал тусклый свет. Каролина собиралась проскочить незаметно, но раздвижное окно тут же открылось, и почти мужской голос окликнул:
– Эй, вы куда? – Консьержка оказалась рыжеволосой женщиной, неопрятная накидка из засаленного шелка была небрежно накинута на ее пышное тело.
– Тибо, – ответила, не останавливаясь, Каролина, чувствуя на себе презрительный любопытный взгляд.
– Четвертый этаж, налево, – произнесла женщина.
Необработанные деревянные доски лестницы еще хранили следы дорожки, которой были когда-то покрыты. Светильники на стене заросли толстым слоем грязи, латунь была покрыта зеленой медянкой. Она остановилась перед дверью Тибо. Помедлила. Повернуть назад? Убежать? Но ее воля была сильнее страха. Каролина потянула кольцо, за дверью зазвенел колокольчик.
Прошло какое-то время, наконец Каролина услышала шаги, ключ повернулся в замке, и дверь бесшумно открылась. Тибо склонил голову, не говоря ни слова приветствия. На нем была желто-золотая бархатная куртка до бедер, схваченная на талии толстым шнуром, а под ней трико телесного цвета – последний крик моды из Англии. На ногах – вышитые золотом турецкие домашние туфли с загнутыми носами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86