– Она посмотрела снизу вверх на императора. В этот момент он был для нее всего лишь мужчиной – мужчиной, заслуживавшим урока. – Это было задумано, – она показала на приготовленную со знанием дела любовную трапезу, – до или после?
Император опустил глаза.
– Простите, – он сделал шаг и взял ее руки. – Я должен был встретить вас раньше… – Он замолк, казалось, в нем происходила внутренняя борьба, он решал, говорить ли ему дальше. Потом он продолжил: – Кадет Бонапарт не мечтал о славе, а только о любви. Но женщины видели лишь его поношенный сюртук. А потом, потом – только его власть. – Он пристально посмотрел на нее.
Ее глаза мерцали в полумраке, и он подумал, что она могла бы быть всем в его жизни: страстной любовницей, нежной матерью его детей, верной спутницей, блестящей императрицей. Он вдруг понял это с такой четкостью, которая обескуражила и лишила его дара речи, ибо одновременно он понял, что было слишком поздно, что у него уже не осталось времени.
Резко и неожиданно он выпустил ее руки.
– Спокойной ночи – и простите.
8
Граф де ля Ромм-Аллери налил дочери из серебряного чайника апельсинового чая. В его глазах светилась отеческая любовь. До того дня, как им пришлось бежать из замка Розамбу, он всегда видел в ней лишь маленькую девочку. А с тех пор он осознал, что она стала взрослой – красивой, отважной женщиной.
Каролина отставила свою чашку. Внешне она была спокойна и невозмутима.
– Отец, – произнесла она, – у меня есть просьба. Я хочу вернуться в Париж. – Она увидела, как он улыбнулся.
Догадывался, что произошло этой ночью? Приятно осознавать, что тебя поймут – даже без слов.
– Мы вместе вернемся в Париж, – отозвался граф. Он поднялся и прошелся по комнате. – Говорят, что этой ночью император отрекся в пользу своего сына. – Он огляделся, словно желая удостовериться, что они одни. – Думаю, что это маневр. Он хочет выиграть время. Возможно, что союзники отведут в ближайшие дни части своих войск от Парижа. – Он остановился перед Каролиной и понизил голос. – У императора есть свыше пятидесяти тысяч солдат. За пару часов все могло бы быть решено – если удар будет безупречно подготовлен.
– Тебя уже разыскивали в Париже, – напомнила она.
– Я это учел в своих планах. Но «отречение» императора все изменило, к тому же существуют мои деньги, мое имя, мои связи с австрийским императорским домом.
Каролина колебалась, сказать ему о сыне или нет. Но он должен это знать.
– Филипп в Париже, Я не знаю, что произошло между вами тогда, в замке. Но – не могли он быть важной картой в твоей игре? Разве это не живое доказательство, что твой отход от Наполеона искренний?
Отец положил руку на плечо дочери.
– У меня есть другой козырь в этой игре, получше…
– Ты имеешь в виду меня?
– Да, тебя. Женщина с твоей красотой, твоей смелостью и с твоим умением держать язык за зубами… – Он испытующе посмотрел на Каролину. – Ну как, по плечу тебе такая роль? Тогда собирайся.
Каролина откинулась на заднем сиденье кареты, напротив сидел отец. Через своего камердинера император пожелал им счастливого пути. Сам он, как было доложено, ускакал верхом и не вернется раньше обеда. Она слышала, как забрался на козлы Симон. Стражники открыли большие ворота, украшенные позолотой, лошади тронули с места. Карета выехала со двора и покатилась по аллее. Справа поблескивал пруд, у которого она стояла вчера вечером, за ним виднелся силуэт замка. Неужели это было вчера? Каролине показалось, что с тех пор, как они покинули Розамбу, прошла целая вечность. Пожар, ночное бегство, прибытие на бивак в Сен-Дизье, страшный момент, когда она обнаружила труп Летерпа, тихие дни в монастыре – как давно все это было. А ведь прошло всего две недели…
Карета выехала с аллеи и свернула в лес. Каролина взглянула на отца. На его худом смуглом лице с глубоко посаженными глазами застыло напряженное ожидание, придававшее ему моложавый и бесстрашный вид. А что она, собственно, знала о нем? С тех пор как несколько лет тому назад он привез лихорадку из египетского похода, нет-нет да приковывавшую его к постели, граф жил уединенно в своём замке. Казалось, он был озабочен лишь своими владениями, своим состоянием – и своим здоровьем. Каждый год он совершал несколько длительных поездок на воды, один, без сопровождения; она никогда так и не узнала, на каких курортах он бывал.
Скрип забиваемых под колеса колодок, чтобы карета встала неподвижно, вывел ее из раздумий. Всадник склонился к окошку, это был курьер из Фонтенбло. Он протянул ей в окно запечатанный сургучом пакетик, отдал честь и развернул лошадь. Каролина нерешительно подержала сверточек в руке, затем надорвала бумагу. Перед ней была узкая потрепанная тетрадка, густо исписанная с первой до последней страницы. Оттуда выпала записка. Она узнала нетерпеливый почерк Наполеона:
«В этой тетради бьется сердце кадета Бонапарта. Ради мечты, для которой он хотел жить – или умереть. В моей жизни больше не будет ни одного мгновения, которое не принадлежит вам».
Листок задрожал в руке Каролины. Подняв глаза, она столкнулась с понимающим взглядом отца.
Каролина стояла перед трехстворчатым настенным зеркалом в своем будуаре. Месье Леруа, первый парижский портной, задрапировывал тончайшими, как дуновение, золотыми кружевами глубокий вырез на спине белого шелкового платья. Он отошел назад, проверил свое творение, однако остался недоволен.
Каролина подозвала горничную.
– Мелина, украшения! – Немолодая камеристка в черном платье протянула открытую шкатулку со сверкающими свадебными драгоценностями матери, которые отец вручил ей в часовне перед бегством из Розамбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86