– Джеймс прищурился. – Но возможно, пи нашел твое отношение к жизни немного легкомысленным?
Эсме вздрогнула – на этот раз отец попал в точку.
– До сих пор мне не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь из мужчин вызывал у тебя такую реакцию, – словно оправдываясь, произнес Джеймс. – Тебя всю передергивает, когда ты говоришь о нем!
Эсме сейчас хотелось лишь одного – чтобы отец поскорее сменил тему. Чем меньше интереса он будет проявлять к лорду Уинтропу, тем меньше шансов, что они встретятся и отец ушаст про ее поход на праздник.
– Тебе бы он, думаю, тоже не понравился, – с притворным раздражением проговорила она. – Этот тип просто надутый аристократ, который воображает, что знает все лучше всех на свете и поэтому имеет право каждого поучать.
– Твоя мать, в конце концов, тоже была аристократка! – миролюбиво напомнил Джеймс.
Стоило отцу снова вспомнить о покойной жене, как в глазах его мгновенно пропал тот веселый огонек, который так нравился Эсме. Одного упоминания о Рене было достаточно, чтобы Джеймс Монтроуз снова погрузился в свою меланхолию, а его невидящий взгляд неподвижно уставился в окно.
Эсме горько вздохнула. Каждый раз, когда отцу случалось на какое-то время выходить из депрессий, она тешила себя надеждой, что это навсегда, – и каждый раз, когда он снова погружался в себя, ее охватывала щемящая черная пустота… В такие моменты она особенно остро чувствовала, как ей не хватает матери.
– Вас желает видеть некий джентльмен, сэр! – Сообщив о приходе гостя, служанка тут же вышла.
Эти слова словно разбудили Джеймса, и он поднялся из-за стола, но лицо его по-прежнему было мрачно.
«Интересно, – подумала Эсме, – кто бы это мог быть?»
И тут же раздавшийся рядом знакомый голос заставил ее похолодеть:
– Мистер Джеймс Монтроуз, если не ошибаюсь?
«Лорд Уинтроп! Что, черт побери, он здесь делает? Неужели все-таки решил рассказать обо всем?»
Эсме поспешила ретироваться – ей не хотелось лишний раз общаться с Уинтропом, хотя она чувствовала, что не может пребывать в неведении относительно того, о чем он будет разговаривать с ее отцом. В итоге она заняла позицию за дверью, откуда могла отлично все слышать.
– Простите, что потревожил вас, сэр, – продолжал гость, – тем более что мы не знакомы. Генри Раштон объяснил мне, как вас найти. Разрешите представиться: Йен Уинтроп, британский посол. Дело в том, сэр, что мне срочно нужен переводчик с сиамского. Раштон утверждает, что вы можете мне в этом помочь, сэр.
Эсме почувствовала невольное облегчение. Стало быть, Уинтропа привели в их дом чисто практические нужды, а не желание донести отцу о ее проделках.
– Буду рад помочь вам, сэр, – откликнулся Джеймс. – Кстати, вы легки на помине, ваше сиятельство, – только что мне рассказывала о вас моя дочь.
– Ваша дочь?
– Как она утверждает, вы вчера танцевали с ней.
Эсме вспыхнула. Какого черта отцу понадобилось говорить об этом? Теперь этот тип наверняка решит, что после расставания Эсме только о нем и думает. Девушка живо представила самодовольную улыбку на лице Уинтропа. Как бы он не вообразил, что она влюбилась в него по уши.
– Да, верно, – проговорил Уинтроп. – Мисс Монтроуз сказала, что вы не могли присутствовать на балу, поскольку нам вчера немного нездоровилось. Надеюсь, сегодня с вами псе в порядке?
– Честно говоря, ваше сиятельство, моя болезнь не телесного плана, а скорее душевного, поэтому я недолюбливаю балы. Пока моя жена была жива, она меня едва ли не силой вытаскивала, а как скончалась…
– Да, конечно, – сочувственно кивнул Уинтроп. – Балы и впрямь порой бывают невыносимо скучны.
– Я рад, что вы меня понимаете! – благодарно улыбнулся Джеймс.
Эсме недовольно поморщилась. Ее отец не разговаривает с этим Уинтропом и минуты, а тот уже, кажется, успел расположить его к себе. Все усилия вызвать у отца антипатию к этому типу оказались напрасными.
– Надеюсь, на вчерашнем балу вы не очень скучали? – продолжал Джеймс.
– Никоим образом, сэр. К тому же общение с вашей дочерью способно поднять настроение кому угодно!
Губы Эсме сжались. Ну зачем Уинтроп говорит об этом? Теперь он уж точно все расскажет отцу, не посмотрев на свою клятву… Каков нахал, однако!
– В самом деле? – удивился Джеймс. – А у меня сложилось впечатление, что вы Эсме чем-то не угодили… Впрочем, не стоит обращать внимания, ваше сиятельство, – у девочки иногда бывают всякого рода причуды. Надеюсь, вы ее не обидели?
– Мне кажется, просто ваша дочь из тех, кто не любит, когда им указывают на недостатки. Я заметил, что мисс Монтроуз… как бы это сказать… немного необузданна, Согласитесь, в ней ведь действительно есть эта черта… Готов признать свою вину, но мог ли я предположить, мистер Монтроуз, что это ее так сильно обидит?
– Мне и самому порой кажется, что мы с женой слишком много позволяли дочери. Жена умерла, когда Эсме было пятнадцать. Теперь я тоже иногда проявляю слабость и позволяю себе ее побаловать. Но поймите меня: дочь – мое единственное утешение…
– Разумеется, сэр. Если я чем-то задел мисс Монтроуз, то готов прямо сейчас лично принести свои извинения. Бог свидетель, желания ее обидеть у меня не было.
Руки Эсме сжались в кулаки. И он еще смеет заявлять, что у него не было желания задеть ее чувства! А поцелуй, насильно сорванный с ее губ, – это, стало быть, для него ничего не значит? Какой нахал, а еще строит из себя джентльмена! Если бы Господь Бог прямо сейчас поразил Уинтропа молнией, Эсме, пожалуй, ничуть бы не удивилась.
Но почему тогда воспоминание о поцелуе вовсе не вызывает у нее праведного гнева? Почему ей хочется повторения, хочется откинуть все светские условности, сделаться не опускающей взор по всякому поводу и без повода невинной скромницей, а бесстыжей соблазнительницей, роковой женщиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119