– Неужели эта свинья Хенли был первым, кто поцеловал столь прекрасный цветок? – Уинтроп в недоумении пожал плечами. И тут губы его снова коснулись ее губ.
На этот раз Эсме почувствовала, что ее сердце против воли начинает таять от его поцелуя; ей даже показалось, будто неведомая сила приподнимает ее над землей…
Она предприняла новую отчаянную попытку вырваться, но… ноги ее словно стали ватными.
Уинтроп по-прежнему крепко держал ее за талию, и, когда его язык вдруг скользнул ей в рот, Эсме не на шутку перепугалась. Испуг ее, должно быть, передался молодому человеку, ибо он тут же отпрянул от нее. В глазах его светилось искреннее удивление, а взгляд словно говорил: «Не может быть, чтобы тебе это не нравилось!»
И тут из глаз Эсме градом покатились слезы, а кулачки ее принялись исступленно бить в широкую грудь Уинтропа.
– Вы что, с ума сошли? – в отчаянии воскликнула она.
– Возможно. Но неужели эта пьяная скотина Хенли и впрямь был первым, кто вас поцеловал?
– Если вы не верите мне, сэр… – Слезы хлынули из глаз Эсме еще сильнее.
– Да верю, верю… – Уинтроп снова обнял ее, но на этот раз так нежно, как отец, успокаивающий ребенка. – Прости меня, крошка, я не хотел… Ну же, все теперь будет хорошо…
Словно ища у него защиты от него же самого, Эсме, продолжая тихо всхлипывать, крепче прижалась к груди.
Порывшись в карманах, Уинтроп извлек платок и церемонным жестом предложил его. Эсме. Не в силах говорить и лишь благодарно кивнув, она взяла платок, вытерла слезы и совсем неграциозно высморкала нос.
– Что ж, виноват, значит, виноват, – Уинтроп невольно вздохнул, – поначалу мне не верилось, что вы и впрямь столь невинны. Но, согласитесь сами, поверить в это было трудновато – порядочные молодые леди не ходят по ночам в одеждах, едва прикрывающих тело!
Эсме вдруг подумала, что лорд Уинтроп в чем-то прав – разгуливая в таком виде ночью, и впрямь рискуешь «быть неверно понятой».
– Возможно, это у вас в привычке – всегда думать о людях худшее! – Эсме снова промокнула платком глаза. – Надеюсь, вы все-таки не приняли меня за проститутку лишь на основании того, что ко мне приставали пьяные моряки?
– Бог свидетель, дитя мое, – он покачал головой, – тогда я ничего такого не подумал, а просто решил, что вы невинная девушка, по наивности попавшая в беду. И еще мне показалось, что вам лет пятнадцать, не более. Признаюсь, однако, что сейчас, когда я узнал, сколько вам на самом деле, у меня мелькнула мысль…
– Я всего лишь хотела посмотреть на праздник! – нетерпеливо прервала она. – Тетя Мириам чрезмерно строга, да и отец в последнее время почему-то стал все больше плясать под ее дудку. Этот праздник – единственная отдушина, которую я могу себе позволить. Имею я, в конце концов, право хоть чуть-чуть развлечься?
Уинтроп стоял молча, скрестив руки на груди, внимательно слушая, словно позволял ей излить ему душу.
– Если вы сообщите им об этом, сэр… – начала Эсме и вдруг осеклась. Для чего, собственно, она рассказывает все этому человеку? У британского посла наверняка своих забот полон рот, да таких, что ее проблемы, вероятно, кажутся ему детскими игрушками по сравнению с его собственными.
Она огляделась вокруг. Южная ночь была пропитана запахом жасмина, кружащим голову.
– Так что? – нетерпеливо переспросил Уинтроп. – Что будет, если я расскажу им? Продолжайте, дитя мое!
– Тогда мне конец, – упавшим голосом проговорила Эсме.
– В самом деле? – Он скептически вскинул бровь.
– Тетя Мириам сегодня заявила, что еще один фокус с моей стороны – и она отдаст меня замуж за одного торговца, которого я терпеть не могу. Если я за него выйду, то буду несчастна всю оставшуюся жизнь!
– Всю жизнь? Ну уж это, боюсь, преувеличение! – Уинтроп усмехнулся.
Его насмешливый тон задел Эсме.
– Простите, – сухо заметила она, – я, разумеется, не должна была вам всего этого рассказывать. Поступайте как знаете, сэр. Доносите моему отцу и тете, если считаете нужным.
Неожиданно Уинтроп крепче сжал руку Эсме.
– Не беспокойтесь, я не пророню ни слова. Обещаю это, хотя, честно говоря, нахожу пристальное внимание родственницы к вашему поведению отнюдь не лишним. Покоряюсь вашей просьбе только потому, что чувствую себя перед вами виноватым, так как принял вас за женщину легкого поведения.
– Спасибо, – пробормотала Эсме, хотя все еще не была уверена, стоит ли доверять этому человеку.
С минуту Уинтроп пристально смотрел на нее, затем его руки еще сильнее обвилась вокруг ее талии.
– Сказать по правде, одного вашего «спасибо» мне мало. Хотелось бы чуть большей благодарности…
Глядя в глубокие, словно омуты, глаза Уинтропа, Эсме отлично понимала, что он желает еще одного поцелуя. Что ж тут поделаешь – кажется, ей ничего больше не остается, как только согласиться на его просьбу.
Привстав на цыпочки, Эсме на мгновение коснулась губами его лба.
– Как, и это все? Разве так целуют?
Не дожидаясь ее реакции, Йен сам поцеловал ее в губы. Поцелуй на этот раз был еще более напористым и страстным, чем предыдущий, но отнюдь не грубым.
И тут, сама не отдавая себе отчет в том, что делает, Эсме, крепко прижавшись к нему, обхватив его за шею руками, ответила на его поцелуй. Наконец он отпустил ее, и с его губ невольно сорвался удовлетворенный вздох.
– Нам пора возвращаться в бальный зал, крошка, я и так уже слишком долго задержал вас. Пора – иначе может пострадать ваша репутация. Чтобы этого не произошло, предлагаю следующее: вы возвращайтесь тем же путем, каким оказались здесь, а я попробую найти окружной путь – он наверняка есть – и проникнуть в зал через другой вход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119