Они с крайней осторожностью несли большие, тщательно завернутые предметы.
– Телескопы, – тихо пояснила Персефона. – Видимо, они разобрали их на части.
Лайам встал, собираясь вернуться к работе.
– Надеюсь, они не пожалеют о сделанном, – бросил он. – Люди не обрадуются, если окажется, что все их труды оказались напрасными.
– К сожалению, такого не случится.
– Верю вам на слово. Вы уже знаете, на какой лодке поплывете?
– Да. На собственной, – без колебания ответила она. Ей и в голову не приходило, что она может занять чье-то место, когда у нее имелось свое транспортное средство.
– Я так и думал, – усмехнулся Лайам. – Говорю вам, милая, копните поглубже, и вы обнаружите, что у вас шотландские корни.
– Принимаю ваши слова за комплимент, Лайам Кемпбелл, Спасибо. Пусть вам сопутствует удача.
– Она всегда мне сопутствует, милая, – ответил он и зашагал в док.
Персефона осталась сидеть на узлах. Погода, как нарочно, выдалась великолепная: на ясном лазурно-голубом небе не видно ни облачка, в воздухе витал аромат лимоновых рощ. В такой день сам Бог велел влюбленным прогуливаться под ручку, детям – беззаботно резвиться, поэтам – мечтать, а старикам – нежиться на солнышке и вспоминать прошлое.
Немного отдохнув, Персефона отправилась искать себе полезное занятие. Женские бригады готовили еду для тех, кто работал в доках и на улицах города. Присоединившись к одной из таких бригад, она принялась разливать половником суп и раздавать хлеб усталым мужчинам, женщинам и детям. Держа свои порции в руках, люди сбивались в маленькие, по большей части молчаливые группки. Дети жались к родителям. На разговоры не оставалось сил. Да и о чем говорить?
Наливая суп пожилому осанистому мужчине, она подняла глаза и увидела Гейвина в мятом белом килте и грязных сандалиях. Растрепанные ветром темно-русые волосы и небритые щеки довершали его усталый вид. Он стоял в окружении воинов и о чем-то с ними беседовал. Персефона отметила, как хорошо он вписывается в их компанию. Крепкие мускулы его обнаженного торса блестели в свете факелов, установленных с наступлением вечера по всему причалу. Ничто не выдавало старшинства Гейвина, если не считать того почтения, с которым его слушали остальные мужчины. Закончив говорить, он кивнул на столы с едой. Воины выстроились в очередь, Гейвин встал в конец.
Персефона опустила глаза. Она знала, что он ее видит, чувствовала на себе его пристальный взгляд. Остро сознавая его присутствие, она тем не менее уделяла внимание каждому, кто к ней подходил, раздавая вместе с едой улыбки и приветливые слова.
Наконец по прошествии нескольких минут, показавшихся Персефоне вечностью, Гейвин встал перед ней. Слегка дрожащей рукой она подняла миску и налила в нее похлебку.
– Суп вкусный, – тихо проговорила она.
– Не сомневаюсь. Ты ела? Она кивнула:
– Да, недавно. Кажется, все идет как надо.
– Верно.
Он накрыл ладонями ее руки, державшие миску. Его теплое дразнящее прикосновение на секунду прогнало усталость, вдруг свалившуюся на Персефону.
Она нехотя убрала руки, спрятав их в кармане фартука.
– Тебе надо поспать, – ласково предложил Гейвин.
– Знаю.
Он взял у нее ложку и хлеб. Его люди сели неподалеку. Она видела, что некоторые воины поглядывают в их сторону. Один с ухмылкой ткнул соседа локтем.
Гейвин улыбнулся и нагнулся ближе, обдав ее щеку своим теплым дыханием.
– Я хочу, чтобы сегодня ночью ты спала в моей постели, Персефона.
Ее сердце, которое и без того билось довольно часто, подпрыгнуло.
– В твоей постели?
– Да. Мне будет приятно сознавать, что ты со мной.
– Вот как? Но… ты тоже должен поспать.
Она чувствовала, как пылают ее щеки. Еще немного, и мужчины сумеют по ее румянцу прочесть ее мысли. Внимательнее приглядевшись к Гейвину, она заметила, что он выглядит очень усталым. В уголках его рта пролегли глубокие морщины, глаза покраснели. Ей не следовало ни о чем его просить, ибо в данный момент он должен уделять внимание другим, куда более важным вопросам.
– Я останусь с гарнизоном, – сообщил он.
– Да, конечно…
Она попыталась понять его и скрыть свое разочарование.
– Но я предпочел бы провести сегодняшнюю ночь в собственной постели. – Очень ровным тоном, как будто речь шла о самых обычных вещах, он добавил: – Я скорее всего задержусь.
– Ну разумеется… Я не жду…
– Жди, Персефона. Ты имеешь полное право. Превозмогая усталость, она раздала оставшийся суп и отставила в сторону пустой котелок. Подошли уже отдохнувшие женщины, которые собирались работать всю ночь.
Полчаса спустя, когда у нее не осталось никаких дел, Персефона незаметно ускользнула из гавани и медленно побрела по дороге, ведущей наверх, к дворцу. В домах, мимо которых она проходила, было темно и тихо. Видимо, люди пытались отдохнуть несколько часов в родных стенах, которые очень скоро им придется покинуть.
Она уже прошла половину пути, когда дорогу ей перебежала серая кошка. Персефона резко остановилась, пораженная тревожной мыслью: что же станет с многочисленными и любимыми питомцами акоранцев? Бывая на Илиусе, она обратила внимание, что в каждой семье есть какая-то живность: кошки, собаки, козы, голуби…
Пока она размышляла, из тени ближайшего дома выскочила девочка лет пятнадцати.
– Мурка, иди сюда! – позвала она.
Кошка остановилась и оглянулась, но, будучи истинной кошкой, не потрудилась прийти на зов. Девочка подхватила ее на руки и прижала к груди.
– Глупая Мурка, я не могу гоняться за тобой всю ночь напролет! Ты должна спать в своей корзинке.
Она почесала кошку за ушком. Та охотно приняла хозяйскую ласку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75