Сначала Женевьева решила, что табак поражен болезнью, но веселый блеск в глазах ее компаньона говорил совсем о другом.
– Созрел, – просто объяснил Джошуа. – Слава Богу, он созрел, я то я уже начал бояться, что холода подведут нас. Теперь они не страшны нам: табак можно убирать.
Женевьева и сама догадывалась, что скоро нужно будет убирать урожай, и все-таки не смогла сдержать радости. Испустив восторженный вопль, она подпрыгнула и обняла Джошуа, который со смехом закружил ее на холме.
– Мы победили, компаньонка! – провозгласил он, опуская Женевьеву на землю.
Никогда еще она не чувствовала такого удовлетворения. Джошуа отправился домой, чтобы привести мальчиков и принести косы, а Женевьева в сладком упоении подняла лицо и руки к осеннему солнцу. Его тепло опустилось на нее, словно золотой занавес, полный надежд и обещаний.
Амбары уже наполовину заполнились сохнущим табаком. Повсюду висели связанные за стебли пучки, задевая во время работы Женевьеву за плечи. Джошуа с мальчиками продолжали убирать в поле урожай. Куртис неутомимо выводил песню за песней, и от этого у всех было праздничное настроение.
Неожиданно в амбар с мрачным видом вошел Джошуа. Куртис держался позади отца, но уже не пел.
– Ночью ожидается сильный мороз, – спокойно сказал Джошуа.
Женевьева отложила в сторону связку табака и вытерла руки о фартук.
– Урожай выдержит? – озабоченно спросила она. Джошуа покачал головой:
– Холода стояли слишком долго. Мы потеряем все, что не успеем убрать к утру.
– Но ведь мы убрали только половину, – тихо произнесла девушка, чувствуя, как у нее все холодеет внутри от страха.
Джошуа мрачно кивнул:
– Мы не могли раньше начать убирать урожай, потому что он еще не созрел. А того количества, что мы сейчас имеем, не хватит даже на то, чтобы возместить затраты.
Женевьева сильно зажмурила глаза, и все равно слезы потекли по ее щекам. Она старалась не чувствовать себя побежденной, но на нее обрушилось столько испытаний, да еще в первый же сезон!
– Мне все понятно, – медленно сказала Женевьева, открывая глаза. – Я обманывала себя, думая, что мы успеем убрать урожай. Прости, Джошуа, я вовсе не хотела хитростью заставлять тебя работать на моей земле.
– Ну что ты, компаньонка, не принимай это так близко к сердцу, – невозмутимо ответил Джошуа. – Давай уберем столько, сколько успеем. Пойдем, Куртис.
Но мальчишка словно провалился сквозь землю, куда-то улизнув, не замеченный ни отцом, ни Женевьевой. Бормоча что-то насчет хворостины для негодника, Джошуа отправился на поле.
Весь остаток дня они работали с бешеной скоростью, швыряя табак на сани из деревянных брусьев, а затем просто так сваливая листья в сарай, не имея времени связать их. Даже Мимси с девочками вышли на поле, орудуя кухонными ножами. Однако людей было слишком мало, а растений – слишком много, чтобы успеть убрать все до наступления ночи.
Между тем, с вершин гор уже задул ветер, который пригнал мрачную толпу быстро скользящих облаков, а вслед за ними прилетели ветры, принесшие леденящий холод.
Женевьева из последних сил работала косой, стараясь побороть чувство безнадежного отчаяния. Но когда совсем стемнело, и небо стало лиловым, снова пришли слезы. Да, она сделала ставку на успех и проиграла. Теперь Пиггот, безусловно, продаст ферму. Никогда еще поражение не казалось ей таким ужасным.
Женевьева так сосредоточилась на борьбе с растениями и на собственных переживаниях, что не слышала криков Куртиса Гринлифа. Только когда ее внимание привлекло мерцание факелов, она заметила мальчика. Куртис, танцуя, шел по дороге; он что-то пел и кричал. И что самое невероятное – за ним двигалась целая вереница людей: и пешком, и в повозках, и даже верхом. Женевьева сразу узнала Рурка, ехавшего на своем чалом жеребце.
– Боже милостивый, – выдохнула она.
На дороге мерцало около дюжины факелов, освещая путь этой небольшой армии. Мужчины несли косы и грабли, женщины – накрытые полотном корзинки с едой и бочонки с сидром и лимонадом. Подобрав юбки, Женевьева бросилась вниз по склону холма.
– Рурк?! – она неожиданно застеснялась при виде почти половины населения Дэнсез Медоу. – Что…
– Они пришли, чтобы убрать наш табак! – закричал Куртис. – Они говорят, что готовы – если потребуется – работать всю ночь.
Женевьева бросила на Рурка вопросительный взгляд. Эдер широко улыбнулся, блеснув в темноте белыми зубами.
– Нужно было сказать, что тебе приходится трудно, Дженни. Без помощи соседей вам не справиться.
– Но я не смогу заплатить, Рурк. Я просто…
Он схватил девушку за плечо:
– Дженни, когда ты, наконец, вобьешь себе в голову, что существует такая вещь, как соседские отношения? Поверь, эти люди всего лишь хотят воочию убедиться, что проиграли пари, которое они заключили против тебя.
– Да, здесь есть о чем поговорить, – усмехнулся преподобный Карстерс.
Женевьева украдкой вздохнула, ожидая, что он снова станет приглашать ее в церковь: поблагодарить Бога за удачу.
Но Карстерс, угадав мысли девушки, громко рассмеялся:
– Нет-нет, Женевьева Калпепер, я не об этом. Но я не сомневаюсь, что со временем вы станете примерной прихожанкой. А сейчас мне хочется пригласить вас на праздник урожая, разумеется, после окончания уборки, – он снова рассмеялся, заметив, что девушка вздохнула, но на этот раз с облегчением.
То, что жители Дэнсез Медоу готовы принять ее в свой круг, оказалось для Женевьевы приятной неожиданностью. От волнения у нее даже на миг перехватило дыхание.
– Обещаю, преподобный отец, я приду на праздник и буду танцевать, – с готовностью согласилась Женевьева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129