«Вы хотите опытным путем проверить, какая из теорий правильна?» Да, именно так оно и выходит...
"Он добился своего, — с внезапным ужасом понял Халаддин. — Я усомнился — и тем самым безвозвратно потерял право на поступок... слишком уж глубоко в меня вбито, что сомнение толкуется в пользу ответчика. Совершить задуманное мною, зная о возможных последствиях (а теперь-то я о них осведомлен — спасибо Саруману), может либо Бог, либо маньяк — а я ни то, ни Другое. Разводить потом руками: «Приказ есть приказ!» тоже не выйдет — не мой жанр... «А еще тебе ужасно не хочется собственноручно сжигать ту эльфийскую красотку, верно?» «Да, не хочется — мягко говоря. Это мне как — в плюс или в минус?»
Простите меня, ребята... простите меня, Шарья-Рана и вы, барон, — тут он мысленно опустился на колени, — только все сделанное вами оказалось попусту. Я знаю, что предаю вас и вашу память, но тот выбор, что от меня потребовался, оказался мне не по плечу... Да он и вообще не по плечу человеку — только самому Единому. Мне ничего не остается, кроме как наглухо заблокировать свой палантир от «передачи» и сжечь его в Ородруине, и пускай дальше все идет само собою, без моего участия. Ну не гожусь я в вершители судеб Мира — я вылеплен из другого теста... а если вы захотите уточнить: «Не из теста, а из дерьма» — что ж, приму как должное".
И словно для того, чтобы поддержать его в этом решении, палантир внезапно осветился изнутри и явил его взору внутренность какой-то башни со стрельчатыми окнами, нечто вроде столика на низких гнутых ножках и смертельно бледное — и оттого почему-то еще более прекрасное — лицо Эорнис.
ГЛАВА 69
Порою диву даешься — какие ничтожные пустяки способны направить течение истории в иное русло. В данном случае все в итоге решили временные нарушения в кровоснабжении левой икроножной мышцы Халаддина, возникшие из-за неудобной позы, в каковой тот пребывал последние минуты. У доктора свело ногу, а когда он неловко привстал и наклонился, пытаясь размять налившуюся болью икру, гладкий шар палантира выскользнул у него из руки и не спеша покатился по отлогому внешнему склону кратера. Стоящий чуть ниже Цэрлэг, услыхав сдавленное ругательство командира, воспринял это как руководство к действию и ринулся наперерез хрустальному мячику...
— Не тро-о-о-огай!!! — прорезал тишину отчаянный крик.
Поздно.
Орокуэн подхватил палантир и в тот же миг нелепо застыл, а тело его подернулось, будто слоем инея, мерцающими голубовато-лиловыми искрами. Халаддин отчаянно рванулся к товарищу и, не раздумывая, одним движением вышиб у того из рук дьявольскую игрушку; лишь по прошествии пары секунд доктор с изумлением осознал, что самому ему она отчего-то никакого вреда не причинила.
Лиловые искры при этом погасли, оставив после себя странный морозный запах, а орокуэн медленно завалился боком на каменную осыпь; при его падении Халаддину послышался какой-то странный глухой стук. Он попытался приподнять сержанта и поразился тяжести его тела.
— Что со мной, доктор? — На всегда улыбчиво-бесстрастном лице орокуэна были страх и растеряность. — Руки и ноги... не чувствую... совсем... что со мной?..
Халаддин взял было его за запястье — и от неожиданности отдернул руку: кисть орокуэна оказалась холодной и твердой как камень... Господи милосердный, да это же и есть камень! На другой руке Цэрлэга при падении отломилась пара пальцев, и теперь доктор разглядывал свежий, искрящийся кристалликами скол — белоснежный пористый известняк костей и темно-розовый мрамор мышц с алыми гранатовыми жилами на месте кровеносных сосудов, — поражаясь немыслимой точности этой каменной имитации. Шея и плечи орокуэна, однако, оставались пока теплыми и живыми; ощупав его руку, Халаддин понял, что граница между камнем и плотью проходит сейчас чуть выше локтя, медленно сдвигаясь по бицепсу вверх. Он собрался было бодро соврать нечто успокоительное насчет «временной потери чувствительности по причине электрического разряда», зарыв суть дела в мудреных медицинских терминах, однако разведчик уже разглядел свою изувеченную кисть и все понял сам:
— Так не бросай, слышишь?.. Добей «уколом милосердия» — самое время...
— Что там стряслось, Халаддин? — ожил в палантире встревоженный голос Сарумана.
— Что?! Мой друг превращается в камень, вот что! Ваша работа, сволочи?!
— Он что — коснулся палантира?! Зачем же ты ему позволил?..
— Дьявол тебя раздери! Расколдуй его немедля, слышишь?!
— Я не могу этого сделать: это не мои чары — сам подумай, зачем мне это? — а снять чужое заклятие просто невозможно, даже для меня... Наверное, это мои недоумки предшественники думали таким способом остановить тебя...
— Мне это без разницы — чьи заклятия! Давай расколдовывай как умеешь, либо тащи к своему палантиру того, кто это натворил!
— Их никого уже нет тут со мной... Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать для твоего друга — даже ценою собственной жизни.
— Послушай меня, Саруман. — Халаддин сумел взять себя в руки, поняв — криком делу не поможешь. — Мой друг похоже, окончательно обратится в камень минут через пять-шесть. Сумеешь за эти минуты снять с него заклятие — и я сделаю то, чего ты добиваешься: заблокирую свой палантир от «передачи» и скину его в Ородруин. Каким способом снимать заклятие — твои проблемы; а не сумеешь — я поступлю так, как собирался, хотя ты, сказать по правде, меня почти разубедил. Ну?!
— Будь же разумен, Халаддин! Неужели ты погубишь целый Мир — вернее, два мира, — ради спасения одного-единственного человека? И даже не спасения: ведь человек-то этот потом все равно погибнет — вместе с миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152