Теперь Сан Саныч слушал докладчика с гораздо большим вниманием. Теперь он был ему интересен.
Характерный акцент на букву Т. Верно, был такой. Именно на Т, с растяжкой и какой-то особой твердостью в начале произношения И вот этот жест — подергивание левого уголка губ вверх. И отбрасывание челки со лба Ну он же! Он самый! Двойное убийство с отягчающими обстоятельствами. В Звенигороде. Точно — в Звенигороде. Вооруженное сопротивление при захвате, ранение милиционера. Как же он от вышака ушел? Ему же исключительная мера шла. По совокупности…
— Считаю необходимым рассмотреть вопрос об освобождении ветеранов от уплаты коммунальных услуг или хотя бы ослаблении данного финансового бремени… — говорил нынешний Глава с высокой трибуны.
— Не лепи горбатого, начальник! Не было мокрого! Не было!! — истерично кричал нынешний Глава, не бывший тогда Главой, но уже бывший среди своих сообщников Главарем.
Интересно, как его занесло в такие верхи?
— Особую благодарность хочется выразить нашим отставникам-милиционерам и работникам безопасности за их многосложную, самоотверженную, в полном смысле боевую в мирное время службу…
Ты смотри, как меняет мировоззрение людей время. И даже отношение к «ментовским ищейкам». Раньше докладчик оценивал их работу несколько иначе.
И в других выражениях. Не столь изысканных.
Кстати, у Мокроусова, если это Мокроусов, слева на шее было большое родимое пятно. С полтинник шестьдесят первого года.
— Можно вопрос к председателю? — громко спросил Сан Саныч.
Докладчик осекся и недоуменно повернулся к онемевшему от растерянности пред столь вопиющим административным нарушением регламента председателю собрания.
На шее, под ухом, чуть выше воротника добротного валютного костюма, у Главы районной администрации располагалось большое родимое пятно. Круглое. Как полтинник шестьдесят первого года.
— Говорите, — разрешил председатель.
— На сколько рассчитана торжественная часть? — спросил Сан Саныч.
— Еще минут на десять-пятнадцать. А потом раздача подарков.
— Спасибо, — поблагодарил Сан Саныч.
И сел. Получив исчерпывающий ответ на интересующий его вопрос.
На трибуне стоял Мокроусов. Убийца и рецидивист. Теперь уже абсолютно точно. Теперь уже без вариантов!
А ведь не должен стоять. Никак не должен! Должен лежать где-нибудь на безымянном тюремном кладбище под безликим инвентарным номером. Как приговоренный к высшей мере наказания. И как этой мере подвергнутый.
Но даже если помилованный, то все равно не стоять на трибуне, а сидеть.
Пожизненно.
Но даже если не сидеть, например, будучи сактированным по здоровью, то все равно не стоять там, где он нынче стоит, а в лучшем случае лежать на казенной коечке где-нибудь в провинциальной богадельне.
Или я ничего не понимаю!
Сан Саныч действительно ничего не понимал. Как так может быть, чтобы он, заслуженный работник правоохранительных органов, находился рядовым зрителем в зале, а преступник, рецидивист и убийца, которого он когда-то ловил, делал ему доклад с высокой трибуны? По поводу его праведно прожитой жизни.
Ерунда какая-то. Если не сказать крепче!
Так, и что теперь делать?
— А теперь, уважаемые ветераны, мы просим вас проследовать в вестибюль и получить полагающиеся вам продуктовые подарки. Согласно утвержденному администрацией района списку, — ответил на не прозвучавший вопрос председатель собрания.
Заиграла бравурная маршевая музыка, и ветераны поплелись в вестибюль. За положенными им, согласно списку, продуктовыми пайками, начисленными за многолетнюю беспорочную службу. За прожитую жизнь. Из расчета по сто калорий пищевой массы на каждый год трудового стажа. Единовременно.
— Поздравляем вас, — сказала пышущая здоровьем буфетчица, вручая Сан Санычу подарочный пакет.
— С чем поздравляете? — переспросил ветеран.
— Как с чем? — удивилась буфетчица. — Ну с этим… С тем, о чем было собрание.
— Собрание было по поводу положения ветеранов.
— Тогда с положением ветеранов, — сказала совсем растерявшаяся буфетчица.
— Спасибо, — поблагодарил Сан Саныч. — От лица находящихся в положении ветеранов.
— Не задерживайте отоваривание, — вежливо попросили распорядители, наблюдающие очередь сбоку. — Проходите, если вы уже обслужились. И не забудьте расписаться в ведомости получения гумпомощи. Здесь. Здесь. Здесь.
И здесь. И укажите домашний адрес…
— И группу крови?
— Что? Нет, группу крови не надо.
— Граждане ветераны, продвигайтесь живей, пожалуйста. Не загромождайте проходы к пунктам раздачи. Не затрудняйте свое обслуживание…
Сан Саныч вышел на улицу и заглянул в пакет. Там была палка колбасы, конфеты и сухари к чаю. Зачем беззубым ветеранам сравнимые по твердости с абразивными кругами сухари? И конфеты? В качестве благотворительного приложения к сахарному диабету?
Сан Саныч подошел к ближайшей скамейке и поставил на нее пакет. Может, кому другому сгодится? У кого все зубы на месте.
Дома, перерыв три раза все вещи, Сан Саныч отыскал свою старую записную книжку и набрал один из выбранных в ней номеров.
— Алђ. Селиванова можно к трубке пригласить?
— Какого Селиванова?
— Ну, наверное, уже подполковника Селиванова.
— Уже полковника Селиванова. Перезвоните по… Сан Саныч перезвонил.
— Сан Саныч, вы! — преувеличенно обрадовался полковник. — Давненько я вас не слышал.
— Ты не суетись, Сережа. И трубку не мни. Я не по поводу ремонта квартиры или машины на денек. Я по делу.
— По делу? — облегченно вздохнул Селиванов.
— По делу. По делу. Ты часом не помнишь звенигородское убийство?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17