— Присаживайтесь, — предложил следователь.
— Я не сяду!
— Садитесь! Вам же хуже. Будете торчать как каланча, привлекать к себе внимание. Тогда вас точно опознают…
Зек сел.
— Введите.
В помещение вошел тщедушный мужчина с бегающими во все стороны глазками.
— Вы знаете кого-нибудь из этих людей?
— Я?
— Вы!
— Нет.
— Посмотрите повнимательней. Мужчина посмотрел повнимательней. И вдруг вздрогнул. И поднял палец.
— Знаю! Этого!
— Кто он?
— Мокроусов. Сашка. Только как же так? Он же умер. Много лет назад!
— Вы уверены, что это именно он?
— Был бы уверен, если бы не знал, что он покойник. А он не может встать?
— Гражданин, встаньте, пройдитесь. И скажите несколько слов.
— Да шли бы вы все со своими опознаниями…
— Он! Точно он! Он!! Я узнал его!
— Спасибо. Распишитесь здесь и здесь.
— А меня не посадят?
— За что?
— За то, что я его тут…
— Нет. Не посадят.
— А его не выпустят? А то он меня найдет и…
— Не выпустят. Будьте спокойны. Гражданин Петров, вы признаете себя гражданином Мокроусовым?
— Нет!
— В таком случае прошу пройти вас в соседнее помещение…
— Зачем?
— Там узнаете…
— Надо дожимать, — сказал Борис. — Сколько можно волынку тянуть? Тут материала на десять приговоров хватит.
— Но он ни один факт не признает.
— Это его проблемы. Суду важны факты, а не признания. А фактов — выше крыши. По этому делу самый пугливый судья меньше вышки не даст. А больше нам не надо.
— И все-таки я думаю, признание не помешало бы.
— Черт с вами, давайте дожимать, раз вы такие перестраховщики.
— Вы признаете себя виновным? — в который раз спрашивал Федор Михайлович.
— Нет!
— Но факты…
— На…ть мне на ваши факты. И на вас вместе с ними…
— Ну он же на грубость нарывается. Ну явно нарывается, — возмутился в соседнем помещении, куда был проведен динамик, Анатолий. — Ну просто изгаляется как может! Ну просто в хвост собачий следствие не ставит!
— Его бы по законам военного времени. Как пленных «языков». Враз бы все признал, — с сожалением вздохнул Семен. — А потом к стенке!
— Но до того по морде! — вставил Анатолий. — Которую он на дармовых административных харчах отъел…
— Почему вы упорствуете? Почему не хотите признать очевидного? — продолжал нудить за стенкой Федор.
— Потому что видел всех вас… — и подследственный очень подробно рассказывал кого, где и при каких обстоятельствах он видел…
— Нет, ну сколько можно терпеть эти оскорбления? — стучал кулаком по столу Борис. — Ладно мы, но он же честь мундира оскорбляет! Причем в таких выражениях… Вы как хотите, но я себя перестану уважать, если не отвечу ему…
— Не кипятись, Толя, — успокаивал его Борис. — Это он так защищается. Как умеет. Ты на его месте действовал бы точно так же.
— Я бы на его месте не оказался!..
— Вы хотя бы понимаете, что для суда вашего признания не требуется? Что фактического материала хватит для вынесения приговора? — продолжал давить следователь. — Что ваше признание это только формальность…
— Какого суда? — вдруг переспросил арестант.
— Как какого? — даже растерялся на мгновение Федор. — Нашего.
Российского…
— Что вы парашу гоните. Слушать противно. Ведь никакого суда не будет.
— Как так не будет?
— А так и не будет! Потому что следствия не было.
— Как не было? А это все что такое, по-вашему?
— Мистификация. Подстава.
Ветераны за стеной перестали препираться и замерли.
— Ладно, хватит играть втемную. Надоело, — сказал подследственный. — Вы что думаете, что я в эту дурно разыгрываемую комедию поверил? Вернее, конечно, поверил, но только в первые три дня. А потом дошло. Да если бы меня вдруг прокуратура, о последствиях не подумав, замела, там бы, — кивнул зек в потолок, — такая суета началась, такая беготня по кабинетам… Что не позднее, чем через полчаса, меня бы освободили. С глубочайшими извинениями.
И заодно прокурора. От занимаемой должности. Я же в этом деле не один завязан. Там такой клубок, что, если за одну ниточку зацепятся… И если та ниточка вдруг рот раскроет… Не будет суда. И даже следствия не будет.
— Но у нас неопровержимые доказательства…
— Засуньте их себе в… Кому сейчас в судах доказательства нужны?
— А что же тогда нужно?
— Наличные «зеленые». Или замолвленное нужным человеком словцо. Вы что думаете, нынешние судьи — борцы за правопорядок и идею? Да они, прежде чем на свое кресло сесть, через мой кабинет проходят. На цыпочках. Все. И не только через него. И если они не хотят свое сытное место потерять, им против этих кабинетов идти нельзя. А наоборот, надо всячески улавливать настроение их хозяев. И реагировать соответствующим образом.
Так что если даже ваши папочки по недоразумению до суда дойдут, их бесконечное число раз на доследование возвращать будут. К следователям, которые из той же самой кормушки кормятся…
Но только они не дойдут. Можете мне на слово поверить… Так-то. Робин Гуды хреновы.
Ветераны за стенкой переглянулись.
— Короче, чтобы не рассусоливать дольше, предлагаю вам мировую. Точнее сказать, амнистию,
— Как так нам?
— Да так — вам. Не мне же. Я своей должностью навек амнистирован. Вам предлагаю. Вам всем. Вместе с тем старым придурком, что на каждое торжественное собрание приходил. Чтобы на меня в президиуме полюбоваться. И который всю эту кашу заварил. О последствиях не думая.
— Вот гад! — ахнул Анатолий, косясь на враз покрасневшего Сан Саныча.
— Вы, порядочная сволочь, подследственный, — повторил, как эхо, Федор. — Вернее, наоборот, непорядочная.
— Хоть даже груздь. А только в лукошко вам меня не посадить. Силенок не хватит. Разрешаю думать до вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17