— Это, конечно. Это непременно. И очень скоро.
И не час и не два. Нам с вас, гражданин Петров, еще показания снимать.
Потом «воронок» пару часов катали по проселочным дорогам. Потом остановили перед известными воротами.
— Машина, — сказал наблюдатель с вышки.
— Наша?
— Вроде наша.
— Тогда я врубаю фонограмму.
Звукооператор включил магнитофон и усилитель. И смикшировал звук до не вызывающей сомнения тональности.
Запертый в «воронке» зек услышал приглушенный лай конвойных собак, невнятные голоса, надоедливый голос громкоговорителей местного радиоузла.
То есть мешанину всех тех шумов, которые составляют звуковой фон любого места заключения. И на который любой заключенный вострит уши, как кавалерийская кобыла на звук полкового горна.
— Как запись?
— Низкие подбери.
— Подобрал. Как сейчас?
— Сейчас нормально Как вживую. Въездные ворота с грохотом отворились, и «воронок» въехал в периметр зоны.
— Громкость прибавь.
— Прибавил.
Помощник режиссера поднес к губам микрофон.
— Конвойной массовке внимание. До начала спектакля… тьфу, ну не важно, в общем до начала две минуты. Ваш выход первый. Приготовьтесь.
Конвойная массовка, обряженная в военные гимнастерки, торопливо докурила сигареты в подсобке и выбежала во внутренний двор.
— Ну куда ты встал! — постучал себя по лбу высунувшийся из окна второго этажа помреж. — Сколько раз говорили, сколько раз репетировали! Ты что, не можешь запомнить элементарного? Не можешь запомнить, где стоять? Балбес!
Проштрафившийся конвоир быстро переместился на отведенное ему в мизансцене место.
— Здесь, что ли?
— Левее.
— Так?
— Так.
Машина въехала во двор.
— Третий звонок, — сам себе скомандовал помреж. — Первая реплика — "Иванов!
Ты куда запропастился?.." И дал отмашку.
— Иванов! Ты куда запропастился, — громко сказал один из конвоиров. — Иванов! Мать твою… Машина пришла. Дверь «воронка» распахнули.
— Упарился, мужики, — пожаловался сопровождавший заключенного в машине конвойный, утирая пот.
Зека вывели из машины во двор, который он, зажмурившись от яркого света, разглядеть не успел.
— Шагай! — крикнул конвойный. Затем зека раздели, вымыли, обрили. И выдали серую робу. Взамен инвалютного костюма.
— Вы что такое творите? — возмущался отвыкший от грубого обращения заключенный. — Откуда вдруг такие порядки? Раньше такого, чтобы до суда обривать и переодевать, не было.
— Раньше много чего не было. А теперь есть. Для самых отъявленных, вроде тебя. Жалобы есть?
— Есть!
— Тогда пишите прокурору.
— Дайте бумагу!
— Бумаги нет. Не положена! Другие просьбы, пожелания есть?
— Есть! Идите вы…
— Тогда до встречи.
И далее, с руками за спину, по коридорам, с этажа на этаж, через заградительные решетки — в камеру. Персональную. И единственную во всей тюрьме.
— Стоять! Идите!
Дверь с грохотом захлопнулась, и зек остался один. Один, на один с нарами, парашей и тревожащими душу воспоминаниями.
Чтобы поразмышлял на досуге о своей неправедной жизни. И сделал соответствующие выводы.
— Только все должно быть как по-настоящему. Один в один. И даже лучше, — сказал Сан Саныч. — И допросы, и протоколы, и экспертизы, и очные ставки.
Всђ. Чтобы комар носу не подточил!
— Не подточит.
— Ну тогда — ни пуха ни пера!
— К черту!
— Ну что, будем говорить? Или упорствовать? — спросил следователь, развернув лампу от себя.
Заключенный, сидящий на привинченном к полу табурете, демонстративно отвернулся.
— Спрашиваю еще раз — вы отказываетесь от добровольной дачи показаний? Или одумались? Зек криво ухмыльнулся.
— Распишитесь здесь о том, что вы отказываетесь давать показания.
— Не буду!
— Включайте видеокамеру.
— Видеокамера зачем? — хмуро спросил зек.
— Вместо протокола. В настоящее время аудио— и видеоматериалы считаются полноценными документами и принимаются к судопроизводству наравне с прочими вещдоками. Вы готовы отвечать на мои вопросы?
— Падлы!
— Ваша фамилия, имя, отчество? Ну, не тяните время.
— У вас есть мои документы.
— Я прошу вас назвать свою фамилию, имя и отчество.
— Черт с вами — Петров…
— Тогда прошу посмотреть сюда. Вот эти пальчики были сняты с соблюдением всех процессуальных норм с гражданина Петрова Владимира Анатольевича, то есть вас, не далее чем вечером третьего дня.
Заключенный посмотрел на увеличенные фотокопии отпечатков.
— А вот эти пальчики взяты из дела об ограблении Звенигородского филиала банка, повлекшем за собой гибель двух потерпевших, и принадлежат они гражданину Мокроусову С.Т. Впоследствии приговоренному к двенадцати годам строгого режима, заключенному под стражу, комиссованному по состоянию здоровья, умершему и захороненному на Новоникитском кладбище города Старониколаевска.
Согласно заключению экспертизы и те и другие отпечатки пальцев принадлежат одному и тому же лицу. И вот это совпадение вам будет объяснить очень трудно…
— Слушай, у Федора какой любимый фильм? — спросил Сан Саныч, просматривая спустя несколько часов видеозапись допроса.
— Не помню. Кажется, «Семнадцать мгновений весны». Ну тот, который со Штирлицем и Мюллером.
— Чувствуется…
— Это какая-то ошибка, — забеспокоился на экране телевизора допрашиваемый зек. — Совпадение отпечатков.
— Отпечатки индивидуальны и не совпадают. Никогда, — напомнил элементарный биологический закон следователь.
— И тем не менее.
— В таком случае, я предлагаю вам пройти в соседнюю комнату.
— Зачем это?
— Для проведения опознания.
— Какого опознания?
— Там увидите.
В соседней комнате на длинной скамейке восседали три человека, между которыми оставалось место еще для одного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17