Потому что возле ворот завязался бой. Самый настоящий, с автоматными и пулеметными очередями. Ветераны не были новичками и умели отличать на слух «ППШ» и «Дегтярева».
Что-то у их товарищей не связалось. Вместо того, чтобы прорываться к гаражам, они поставили машину поперек ворот, заткнув единственный выезд из лагеря, как бутылку пробкой. Не выбив ее, из «бутылки» выбраться было невозможно.
О том, что заставило их поступить таким образом, догадаться было невозможно. Можно было только принять изменившуюся обстановку как данность. И уже исходя из нее намечать дальнейший план действий.
Но какие бы изменения ни претерпели дальнейшие действия, начинать было надо все с того же часового на крыше. Он единственным своим автоматом мог свести на нет любой самый хитроумный план. Его позиция была идеальна во всех отношениях.
Секундная стрелка добежала до нужной цифры. Время!
Пространство перед зданием пустынно. Все отвлечены боем. Есть шанс проскочить. По крайней мере очень хочется надеяться.
Борис сложил ладони лодочкой перед лицом и, напрягая голосовые связки, промяукал котом. Очень натурально промяукал. Так, что если бы здесь поблизости находился настоящий кот, он непременно откликнулся бы.
Он и откликнулся. С другой стороны здания. И в то же мгновение часовой на крыше напрягся. Он что-то услышал. Нет, не мяуканье, что-то другое. Скорее всего стук камешка, упавшего на кровлю. Его бросил Михась. Один. Потом другой.
Часовой передернул затвор автомата и тихо, прячась за редкими вентиляционными трубами, пошел на звук.
Теперь все решали секунды.
Борис выскочил из укрытия и в полный рост, не скрываясь, побежал через открытое пространство асфальтовой площадки к лестнице. Он бежал медленно и трудно. Но все же гораздо быстрее, чем думал. Он должен был успеть подняться на крышу до того, как его заметят со стороны. И успеть добраться до часового до того, как он повернется.
А это только секунды. И доли секунд.
Лестница.
И нестерпимая тошнота в горле. Не хватало еще, чтобы его вырвало на подходах к объекту.
Первая ступенька.
Вторая.
Третья.
Колет под лопаткой. Отдает куда-то в руку. Сердце? Если сердце, то дело дрянь. Так можно и концы отдать на этой бесконечной лесенке.
Десятая ступенька.
Одиннадцатая.
Нет, надо остановиться и принять валидол. Дурацкая картинка. Более дурацкой придумать нельзя: диверсант в портупее, маскхалате, с автоматом наперевес жрет таблетки валидола! Где и кто мог такое представить?
Глубоко вздохнуть. Еще раз. Шаг.
Пятнадцатая ступень.
Двадцатая.
Сороковая.
Вот она, крыша. Не высовываться. Не вставать на последних ступеньках в рост, чтобы не нарваться на встречный выстрел в лицо. Посмотреть в предусмотрительно захваченное, приподнятое над головой зеркальце.
Где часовой? Как стоит?
Все нормально. Далеко стоит. И спиной.
Теперь снять ботинки, чтобы случайно ими не громыхнуть. Аккуратно выглянуть. Осмотреться. Вползти на плоскую поверхность крыши. И быстро-быстро, но тихо-тихо, босиком, на цыпочках, пробежать к первому замеченному укрытию.
И снова из-за него оглядеться. И снова бесшумно, как порхающий мотылек, переместиться к следующему укрытию. Внимание! Опасность!
Так и не нашедший источника шума часовой заскучал, перестал шарить глазами по крыше и окрестностям и, похоже, решил вернуться на свое место. Если он повернется, он обязательно увидит спрятавшегося за случайным выступом, крадущегося к нему диверсанта. Увидит — и выстрелит.
Может, выстрелить первому? Но тогда подход с тыла окажется бессмысленной во всех отношениях операцией. Будет утрачено главное преимущество — эффект неожиданности. А дальше все по армейской арифметике. Тройной перевес сил при прочих равных условиях. Никаких шансов. Даже на ничью.
Все-таки возраст сделал свое грязное дело. В молодости и даже в недавней зрелости это расстояние можно было бы преодолеть втрое быстрее. И довершить дело. А так — кончено. Сколько можно удерживать внимание часового бросанием камешков.
Дело проиграно. Еще пол-оборота — и придется стрелять. Или получать пулю. Даже спуститься за срез крыши уже не удастся. Наихудшие условия для подходов — полпути. Не успеть добежать назад и не успеть дотянуться до врага двумя-тремя прыжками. Безнадега.
Борис поднял ствол автомата…
Но случилось что-то непредвиденное. Часовой встрепенулся и направил взгляд в землю. Одновременно он потянул вперед автомат.
Случилось действительно непредвиденное — часовой увидел фигуру крадущегося вдоль бордюра человека. Человека с автоматом времен второй мировой войны наперевес.
Михась подставился. Михась в доли секунды нашел единственно возможное в подобной безвыходной ситуации решение, предложил единственную беспроигрышную приманку, на которую часовой не мог не клюнуть. Предложил — себя!
Он понял, что бросание камешков исчерпало свои возможности, что часовой с минуты на минуту обернется и, что скорее всего, увидит на крыше Бориса.
Отвлечь его внимание мог только реально опасный объект. Например, крадущийся при полном вооружении диверсант.
Михась рисковал. Михась рисковал смертельно. Часовой мог выстрелить. Но мог и попытаться захватить противника живым. Он должен был хотеть захватить его живым. Если учитывал пожелания шефа. Старики им были зачем-то нужны. Зачем? Трудно сказать. Возможно, в качестве новых заложников.
Михась шел, с напряжением ожидая спиной выстрел. Хотя хотел услышать окрик. Хотел — окрик. Но был готов и к выстрелу! Он был готов пожертвовать одной своей жизнью ради спасения всех.
Часовой не выстрелил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88