— Под меня, значит, тоже?
— Нет, вы — дело другое. Вы генерал. И теща у вас генеральская. То есть выше всяких подозрений.
— Ну, тогда я спокоен.
Следователи пожали плечами. И разом отхлебнули казенного чая.
— И все же я должен предупредить, чтобы вы поаккуратней себя вели. Все-таки не в собесе работаете. В органах правопорядка. А позволяете себе иногда черт знает какие вещи. Вот ваш начальник опять написал на мое имя рапорт…
Следователи встали.
— Впрочем, как я уже говорил, я вызвал вас совсем по другому вопросу. Я бы даже сказал, по щекотливому вопросу. Дело в том… Дело в том, что есть у меня один хороший знакомый…
— Родственник тещи? — не удержавшись, встрял Григорьев.
— Нет. Знакомый моей жены, — твердо сказал генерал, — работник банка. И вот этот знакомый попал в серьезную переделку.
— Похоже, зашел в магазин и случайно растратил основные банковские фонды, — тихо сказал Грибов своему напарнику.
— Нет. Действительно серьезную, — никак не прореагировал на подначку генерал.
Следователи переглянулись.
— Я бы не стал к вам обращаться. Но вчера вечером у него украли ребенка. Единственного.
Следователи перестали переглядываться. Следователи заметно посерьезнели.
— А он ничего не путает? Может, дело обстоит не так трагически? Может, он отправил девочку на уик-энд на Мальдивские острова и забыл об этом? Или жена отвезла ее к бабушке. И ничего ему не сказала… Или девочка по собственной инициативе ушла к подруге, у которой сломались все часы, и там заигралась… Такое бывает. Чаще всего именно такое и бывает при пропаже граждан…
— Нет. На этот раз нет. Не отправляли и не отвозили. И вообще никакие случайности здесь места не имеют. Девочку похитили. Два часа назад ее отец получил письмо. С сообщением, что она находится в руках преступников. И с угрозами. О возможной физической расправе.
— Он, то есть я хотел сказать — отец, заявил об этом в милицию?
— Отец не решился заявлять в милицию. Он боится за жизнь ребенка. И, честно говоря, я ему это тоже не посоветовал.
— Почему? — спросил Грибов.
А про себя подумал: «Дожили, руководящие чины органов правопорядка не советуют обращаться за помощью в органы правопорядка. Куда дальше ехать…»
— Я не посоветовал… потому что время такое. Потому что даже я, генерал милиции, не верю, что этого ребенка можно вернуть домой живым, если преступники почувствуют слежку. Это раньше детей щадили. Теперь с ними поступают так же, как со взрослыми свидетелями…
— Но если нет официального заявления, чем мы вам, то есть ему, можем помочь?
— Неофициальным расследованием. В рамках ваших возможностей. Грибов качнул головой.
— Нас только что отчитывали за применение недозволенных методов…
— Поэтому я и обратился к вам. Как к специалистам по этим самым методам. И еще потому, что хорошо вас знаю. Ваш профессионализм. И умение держать язык за зубами.
— Судя по всему, официального распоряжения не будет?
— Не будет. Это дело поручено не нам. И поэтому я не могу приказывать. Но я ПРОШУ вас сделать все возможное для спасения ребенка. В частном порядке.
— Но мы с утра до ночи находимся на работе. Минуты свободной нет. Как у той белки в колесе. Мы физически не сможем выполнить вашу просьбу.
— Время у вас будет. Я предоставлю вам отпуск без сохранения содержания. По вашей, в связи с семейными обстоятельствами, просьбе.
— На сколько?
— На десять календарных суток.
— Отпуск без сохранения содержания и без надежды на отдых, — вздохнул Григорьев. — Хорош отпуск.
— А если мы подставимся? Как частные лица… — спросил Грибов. — Ведь совершенно не исключено, что ее родители переменят свое решение. Или какая-нибудь бабушка надумает принести заявление о пропаже внучки. Или в школе хватятся отсутствующей ученицы… И мы случайно пересечемся с вдруг возникшим официальным следствием. Ненароком перебежим ему дорогу в самом неподходящем месте. Ведь работать придется в одном направлении, с одними и теми же свидетелями.
— Если вы засветитесь как частные лица, то я отвечу вместе с вами. Как официальное лицо. И не потому, что страдаю избытком благородства. Просто никому и никогда не смогу объяснить, почему, зная о факте похищения, не сообщил об этом в официальном порядке.
— Другие способы решения вопроса существуют?
— Нет. Я перебрал все возможные варианты. Ни один из них не гарантирует сохранение жизни ребенку. Если он еще, конечно, жив.
— А этот?
— Этот тоже не гарантирует, — честно ответил генерал, — но позволяет надеяться.
— Мы можем рассчитывать на помощь отдела?
— Не раньше, чем появится первый фактический материал.
Следователи внимательно взглянули друг на друга. Они работали вместе не так давно, но уже научились понимать невысказанные мысли по выражению лиц, прищуру глаз, по специфическому наклону головы, еле заметному повороту корпуса. По десятку не различимых для постороннего глаза признаков. На совместных перекрестных допросах научились, где очень важно слышать больше, чем говорить.
«Ну, что будем делать?» — не открывая рта, спросил один.
«Черт его знает. Здесь можно так вляпаться, что вовек не отмоешься».
«Что верно — то верно».
«Может, ну его? Может, отказаться?»
«Хорошо бы отказаться. Только капитаны генералам не отказывают».
«Ну, как знаешь…»
— А если мы не согласимся? — на всякий случай спросил Грибов.
— Вы согласитесь. Потому что… Потому что я вас очень об этом прошу. И потому что… вот фотография девочки, — сказал генерал.
На фотографии пропавшая девочка была рядом с отцом и матерью. Счастливые родители сидели на заднем плане в креслах, их дочь стояла перед ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55