Эдвард Радзинский: «Нерон и Сенека»

Эдвард Радзинский
Нерон и Сенека



Аннотация Произведениям Эдварда Радзинского присущи глубокий психологизм и неповторимый авторский слог. А его умение представлять читателю самые неожиданные трактовки казалось бы всем известных событий вызывает восхищение сотен тысяч поклонников его творчества.В книге Эдварда Радзинского — смелые авторские версии, оригинальные трактовки исторических событий. Занавес над тайнами приподнят. Эдвард РадзинскийНерон и Сенека НЕРОН И СЕНЕКА Над цирком заходило жаркое солнце. Сквозь розовый шелк, натянутый над гигантским амфитеатром, тяжелые лучи падали на арену. Плавилась арена, усыпанная медными опилками, в розовом свете плыли статуи богов…Посреди арены высился золотой крест. Под крестом горела золотом громадная бочка.И в этом пылающем розово-золотом свете возник на арене прекрасный юноша. В золотом венце, в золотой тоге — совершеннейший Аполлон. Только вместо сладкозвучной кифары в руках Аполлона был бич…И, бурно приветствуя этого странного Аполлона с бичом, понеслись крики толпы:— Да здравствует цезарь Нерон!— Ты наш отец, друг и брат, ты хороший сенатор, ты истинный цезарь!Это были загадочные крики, ибо гигантский цирк был совершенно пуст…Пустые мраморные скамьи амфитеатра сверкали в догорающем солнце.Заходило солнце. В тени мраморного портика сидел старик. С тихой улыбкой старик смотрел вдаль — как тонул в сияющем озере солнечный диск. Безжизненная, морщинистая, похожая на срез дерева рука старика машинально мяла свиток.Отряд преторианских гвардейцев спешился у виллы.Сверкая доспехами, трибун Флавий Сильван ступил на мраморный пол.Была ночь, когда носилки со стариком, окруженные эскортом гвардейцев, приблизились к Риму. Рим не спал в эту ночь. Толпы людей с факелами заполнили ночные улицы, грохотали колымаги, запряженные волами.В колымагах над головами толпы раскачивались в огромных клетках львы, слоны, тигры, носороги… Грохот повозок, крики животных, улюлюканье людей…Толпа преградила дорогу носилкам. Не открывая занавесей, старик слышал близкие голоса толпы:— Тигр-то какой… у, тигрюга! Ишь, закрутился, как мышь в ночном горшке!..— Льва приручил сам Эпиан. Говорят, он подарил такого льва Поппее Сабине и лев разглаживал ей морщинки языком… Чего хохочешь? Лев даже обедал вместе с нею за одним столом!— Указальщик мест сгоняет меня и орет: «Эти места для сенаторов… для сенаторов!.. Так тебя разэтак!..» Тогда я сажусь на крайнее место — три четверти зада у меня висит, то есть я как бы стою… Но четвертью задницы сижу — сижу на сенаторских местах!..Старик слушал все эти крики и хохот толпы. Отвращение и грусть были на его лице.— С дороги! Прочь! — гремел где-то рядом голос трибуна. Потом глухо ударили палки по человеческой плоти. Вопли избиваемых людей… И уже побежали рабы, и понеслись в римской ночи носилки. Туда, туда — где нависла над вечным городом громада нового цирка.Сквозь орущую, гогочущую вокруг цирка толпу, сквозь когорты гвардейцев носилки со стариком проследовали внутрь цирка. Трибун помог старику сойти с носилок. Прямой, величественный и гордый, старик неторопливо вышел на арену…В свете факелов, горящих на пустой арене, ждал его Аполлон с бичом.Увидев старика, Аполлон бросился ему на грудь, обнял его. Это были какие-то яростные объятия. Он будто душил старика — и лихорадочно приговаривал, почти кричал:— Сенека! Учитель! Сенека!..— Нерон… Великий цезарь… — пытаясь вырваться из этих жестоких объятий, бормотал старик.Но Нерон сжимал его еще яростнее:— Ну что ты… это для других я цезарь. А для тебя всего лишь твой послушный ученик Нерон.Наконец Нерон выпустил Сенеку из объятий, будто оттолкнул. Потом с удивлением посмотрел на него. И, бесцеремонно приподняв край тоги, обнаружил тунику и шерстяной нагрудник.— Такая теплая ночь. А ты так укутался, учитель?— Старость, Цезарь. Охладела кровь. И вечерами я надеваю две туники, обмотки на бедра. И все равно…Но Сенека не закончил. Из тьмы на арену вышел могучий немолодой мужчина в тоге римского сенатора. За сенатором с серебряной лоханью в руках следовало некое прекрасное существо: грива спутанных волос, огромные глаза и нежное, тщедушное тело мальчика. Этакий Амур.— Рад тебя видеть, сенатор Антоний Флав, — обратился Сенека к гиганту-сенатору.Но сенатор смотрел на Сенеку невидящими глазами. Нерон с каким-то любопытством следил за сценой.Возникла неловкая тишина, и Сенека неторопливо, величественно продолжал:— Позволь мне приветствовать тебя, друг мой Антоний Флав, старинным приветом, которым наши деды начинали свои наивные добрые письма: «Если ты здоров — это хорошо, а я — здоров…»И тогда Нерон поднял бич — и сенатор отчетливо заржал.Ужас — на лице Сенеки. Но только на мгновение… И вновь лицо его стало бесстрастным и спокойным.— Ах, как повеяло нашей величавой римской древностью! — как-то светски заговорил Нерон. — Как они умели ухватить главное: «Если ты здоров — это хорошо». Именно — здоров, — Нерон усмехнулся, — то есть живой. Но одного не пойму, учитель. Почему ты все время обращаешься к сенатору Антонию Флаву? Где ты увидел здесь мудрого сенатора?Сенека молчал.— Может, ты видишь сенатора? — обратился Нерон к Амуру.Амур, молча улыбаясь, удивленно пожал плечами и протянул серебряную лохань сенатору. Сенатор начал торопливо, неумело поедать овес из лохани.— Ты ошибся, учитель, — продолжал благодушно болтать Нерон. — Антоний Флав — видный мужчина, его трудно не заметить. Да и что здесь делать твоему другу и солнцу мудрости — сенатору Антонию Флаву?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17