Николай Коляда
Носферату
Пьеса в одном действии из цикла «Кренделя»
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
АМАЛИЯ НОСФЕРАТУ
ВОРОНА
Некто ОН – или есть, или его нет
Двухкомнатная квартира, второй этаж. Наши дни.

В «берлоге» у Амалии Носферату, несмотря на то, что на улице лето, жара, душно – темно, холодно и прохладно. Окна плотно занавешены. Одна полоска дневного света видна на полу у балкона – дверь, дверь туда, на балкон, открыта и плотная занавеска иногда чуть-чуть шевелится от тёплого воздуха с улицы. На улице трамваи гремят через каждые три минуты. Полдень, а в квартире горит лампа под потолком: три рожка, засиженные мухами, направлены вниз.
Слева – старинный с резьбой шкаф для вещей, рядом такой же основательный и старый книжный шкаф, у балкона письменный стол с толстыми резными ножками, на нём – огромный до потолка фикус. У фикуса каждый блестящий, лощёный лист со сковородку, фикус растёт в старой кадушке, обхваченной обручами. За фикусом в углу к потолку подвешена куполообразная клетка, в которой сидит старая, гадкая чёрная ворона. Ворона время от времени просыпается и то принимается каркать, то вдруг грязно матерится, приводя хозяйку квартиры в бешенство. Впрочем, в их взаимоотношениях трудно разобраться – тут что-то и от ненависти есть, и от любви.
В центре комнаты на полу протёртый до дыр ковёр – когда-то на нём резвились райские птицы, а теперь перья с птиц облетели, пооблезли и похожи птицы на тощих куриц, которых выращивают на местной птицефабрике. Справа у стены продавленный диван, над ним портреты в рамках. У дивана стоит низкий письменный столик, ноги которого разъехались, будто это телёнок на льду. Столик забит пузырьками и коробочка с лекарствами. Короче говоря, не квартира, а склад мебели.
Она, хозяйка, АМАЛИЯ НОСФЕРАТУ, стоит в центре комнаты, опираясь на клюку. Выглядит Амалия как баба-Яга, но держит себя, как царица Нильская, несмотря на то что она в старом синем штопанном не единожды трико, в вязанной мохнатой мохеровой кофте. Она похожа на какого-то степного зверька, какого-то суслика, который не убежал почему-то от людей, а стоит и смотрит на них – и бесстрашно, и пугливо вместе с тем. Но ногах у Амалии тёплые тапочки в виде зайца. Амалия в ярко-белом парике. У Амалии вставные зубные протезы, которыми она с трудом управляет, чтобы они не вылетели. Голос у Амалии скрипучий, сильный.
Амалия разговаривает с каким-то человеком, который сидит в кресле, а кресло повернуто к балкону и человека не видно. А может, там и нет никого. В продолжении всего своего монолога Амалия почти не ходит по квартире. Она всё стоит на месте, чуть перекосившись, опирается на свой костыль – одно плечо выше другого, смотрит в одну точку, говорит, иногда помогая себе свободной от костыля рукой. У неё сил нет, наверное, а может, она так всегда делала, и молодой когда была. Впрочем, наверное, она никогда не была молодой – есть такие люди, которые, войдя в один какой-то возраст, не меняются, остаются такими скрюченными до гроба, и только могила их выпрямляет. Амалия – из таких.
АМАЛИЯ (сипит, скрипит, шамкает). У меня наверху, над соседями, ещё соседи – богатыи-и-и. Я была во дворе в прошлом году, мне рассказали. Ну вот. Кто-то у них украл духи. Подумали на проституток. Приходили к ним один раз проститутки эти. Нашли проституток. Повезли проституток на кладбище, вырыли могилу, посадили туда, ну – пытали так, чтоб открылись проститутки, чтоб сказали – где духи. Они – нет. Плачут и – нет. Подумали тогда на ихнюю в доме уборщицу. Уборщица говорит: «Я же с двумя высшими я образованиями! Как вам не стыдно?! Как я буду я красть, как я могу я с таким я статусом, подумайте, я, бессовестные?!» Поверили. Подумали на свою дочку. Дочка говорит: «Кому я буду дарить женские духи?! Я заработаю, если мне надо духи!» Так духи и не нашли. Пропали духи. Как они там горевали наверху, как плакали, тут слышно было. Хоть и богатыи-и-и, а держатся за своё богатство, не хотят никому ничего раздавать, как я вот – дура, раздай-беда, вас вот позвала, всё отдаю своё накопленное годами, и куда? В облдрамтеатр! Ну и название. Хуже бани. Эх, дура, я, дура я, у него четыре дуры, а я дура пятая, ииии-эээхххх!
Ворона прыгает по жерди, клювом кусает железные прутья, треск стоит такой, что, кажется, прутья вот-вот лопнут.
ВОРОНА. Гоша умеррррррр! Гоша умерррррррр!
АМАЛИЯ (помолчала). Ну вот что вот с ней сделать, скажите, а? На мыло ее сдать? (Кричит, стучит клюкой по полу). Хальтен зи битте Мауль! Хальт Мауль, тебе говорят, ну?! (Пауза, улыбается). Значит, вы – постановщик из облдрамтеатра? Ну да. Я же вас сама вызвала. В маразме, дура. Правильно. Значит, такой сюжет для сценария премьеры новой постановки спектакля в облдрамтеатре не подойдёт? Ну, про духи? Про проституток, про кладбище? Хотела вам продать сюжетец этот – очень современный. Нет? Ну, правильно – как вырыть в театре могилу, чтоб туда проституток посадить. Не выроешь. Да и где в театре проституток найдешь. Нет?
ВОРОНА. В Горках знал его любой! Старррррики на сходки звали! Дети попррррросту, гуррррьбой! Чуть завидя, обступали!!!!
АМАЛИЯ. Да едрит твою дивизию, хальтен зи битте Мауль, говорю, ну?! (Пауза, снова улыбается). Это она на колбасу захотела. Она много знает наизусть. Откуда – не знаю. Нахваталась на улице, видать, когда ещё жила. Может, она в какой школе жила, в детдоме, в приюте в каком – не говорит. Я её этому не учила. Она сама. Может, дети её и научили. Выпустить её боюсь – начнёт с кем-нибудь на улице разговаривать, кондратий хватит сразу человека. Она много знает наизусть. Это – «Ленин и печник». Не знаете? Я знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8