И охота вам собирать всякие доносы.
АРАКЧЕЕВ (притворно вздыхает). Увы, Государь, без этого в нашем богоспасаемом отечестве никак невозможно. (Почтительно-напористо) Стало быть, я могу надеяться, что Ваше Величество прикажете принять надлежащие меры?
АЛЕКСАНДР (задумчиво). Не мне их судить… Не мне.
АРАКЧЕЕВ. А кому же, Ваше Величество?
АЛЕКСАНДР (не слушая, говорит как бы сам с собой). Господи, как все надоело! Уйти бы от государственных дел, жить где-нибудь вдали от людской суеты, возделывать огород, удить рыбу, молиться за спасение своей грешной души…
АРАКЧЕЕВ (с улыбкой). В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов.
АЛЕКСАНДР (очнувшись). В Саратов? Причем тут Саратов?
АРАКЧЕЕВ. А это из новой комедии, ходящей в списках. Некоего… (Заглядывает в бумаги) Некоего Александра Сергеевича…
АЛЕКСАНДР. Как, он еще и комедии пишет?
АРАКЧЕЕВ (невозмутимо). Грибоедова.
АЛЕКСАНДР (задумчиво). Да нет, зачем в Саратов? Лучше бы куда-нибудь в Сибирь, поселиться, понимаешь, в избушке, на лесной заимке… А с бунтовщиками пусть Константин Павлович разбирается. Хотя нет, он и сам на престол не особо рвется. Ну, тогда, стало быть, Николай Павлович…
АРАКЧЕЕВ (деликатно кашлянув). Ваше Величество, будут ли еще указания?
АЛЕКСАНДР (скороговоркой). Нет-нет, Алексей Андреич, больше ничего, благодарю за дельный доклад.

Аракчеев неслышно удаляется. Александр отодвигает все бумаги в сторону.

АЛЕКСАНДР (глядя в никуда). Не мне их судить, не мне…

СЦЕНА ШЕСТАЯ


Снова комната в гостинице. Вещи почти сложены, посреди стоит открытый чемодан с рукописями. Вновь, как и в третьей сцене, через приоткрытое окно слышна грустная песня. Пушкин сидит за столом и пишет.

ПУШКИН. «…Нынче я имею удовольствие испытать приятные минуты, известные всякому путешественнику, когда в чемодане все уложено и в комнате валяются только веревочки, бумажки да разный сор, когда человек не принадлежит ни к дороге, ни к сидению на месте, видит из окна проходящих, плетущихся людей…» (Откидывается на спинку стула) Ну вот, нынче вечером взойду на корабль, а завтра – в путь…

Из коридора слышен женский голос: – Кур те атродас Вулфа кунгс?

ПУШКИН (с тревогой). Кому это здесь понадобился Вулфа кунгс? Голос как будто не Анны Петровны. (Стук в дверь) Заходите, на заперто!

Входит МАША.

МАША. Здравствуйте, Вулфа кунгс!
ПУШКИН (вскакивая из-за стола). Здравствуйте, сударыня! Не ведаю, кто вы, но благодарен, что посетили меня в моем уединении.
МАША (плотно прикрыв дверь). Здравствуйте, Пушкина кунгс! (Критически оглядывает Пушкина) А я вас представляла себе совсем другим…
ПУШКИН. Каким же?
МАША. Ну, таким большим, умным…
ПУШКИН (весело смеясь). А оказалось, что я и не большой, и не умный? Вот уж покорнейше благодарю, сударыня!
МАША. Ах, пиедодиет, я всегда говорю так нэапдомати… необдуманно.
ПУШКИН. Ну, теперь вы все про меня знаете – и что я Вулфа кунгс, и что я Пушкина кунгс, и что не совсем такой, каким вы меня представляли. А вот я про вас ничего не знаю. Откройтесь же мне, таинственная незнакомка!
МАША. Что-что?
ПУШКИН. Как вас, милая барышня, звать-величать? (Целует ей ручку).
МАША (в смущении отдергивая руку). Марите. Но Аннас кундзе зовет меня просто Маша.
ПУШКИН. А, так твоя хозяйка – Анна Петровна Керн?
МАША (радостно). Ну да!
ПУШКИН (чуть погрустнев). Понимаю – Анна Петровна прислала тебя, чтобы передать прощальный привет…
МАША. Нэ, нэ! (Заговорщически понизив голос). Она хочет придти сама и послала меня вперед – узнать, здесь ли вы, и проверить, не следят ли за гостиницей.
ПУШКИН. Следят? Но для чего?!
МАША. Федорович хитрый… (Смотрит в окно) Кажется, никого нет. Ну, я пойду. Скажу Аннас кундзей, что путь свободен.
ПУШКИН. Постой, Маша. (Прислушивается) Тут весь день кто-то песню поет. Одну и ту же, и все так печально. Скажи мне, о чем она?
МАША (удивленно). На что вам?
ПУШКИН. Мне надобно знать.
МАША. О, Пушкина кунгс, это очень грустная песенка. Про то, как виенс пуйсис… один парень встретил на берегу Даугавы прекрасную девушку и от одного взгляда полюбил ее…
ПУШКИН. Погоди, Маша, не так скоро. (Записывает).
МАША. Ну вот, а потом девушка исчезла, а он все ее никак не мог позабыть. Ходил, бедный, думал о ней, вспоминал… (Вздыхает) Но потом, конечно, понемногу забыл. И вот однажды снова ее встретил, и снова старое чувство, как это лучше сказать, в нем загорелось. (Пауза)
ПУШКИН. А дальше?
МАША. И все.
ПУШКИН (помолчав). Да, удивительная песня.
МАША. Так я пойду? А то Аннас кундзе уж, наверное, байги беспокоится.
ПУШКИН. Да-да, ступай, Маша. И передавай поклон Анне Петровне. Скажи, чтобы не приходила, раз уж твой Федорович такую слежку завел.
МАША. Да я уж ей говорила…
ПУШКИН. Маша, ты позволишь мне на прощание тебя поцеловать?
МАША (радостно-удивленно). Вам? Ну протамс!
ПУШКИН (трижды целуя Машу). Ну, прощай, Маша. Не поминай лихом!
МАША. Ардиеву, Пушкина кунгс! (Уходит).
ПУШКИН (мечтательно). Ах, какая девушка! (Заглядывает в записи) Вот уж воистину – народ, поющий такие песни, достоин лучшей участи. И самое обидное, что эти песни так и забудутся, утонут в сонной Лете. (Задумывается) Кажется, Дельвиг родом из этих краев. А коли не сам, так его пращуры – почтенные бароны. Вот и попрошу его, чтоб занялся записью и исследованием здешних песен. А не возьмется Дельвиг, так другой барон сыщется. То есть исследователь… (Подходит к окну, прислушивается) А собственно, чего медлить? Все равно я тут дурью маюсь, а до вечера далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16