Снова он попал в точку, подумала Эмми. Этот мальчик невероятно проницателен.
– Так я не ставила вопрос, – честно призналась Эмми, – но, видимо, все-таки думала об этом, когда захотела найти ее.
– Лучше пусть она сидит за решеткой, чем ваша сестра?
– Томми! То есть, Томас... Что вы говорите?! Вас как подменили... – Она встала. – Я просто хочу знать правду.
Такер даже не повернулся к ней; его плечи, обтянутые безукоризненным – в оксфордском стиле – серым пиджаком, казались каменными. Интересно, что он сделал со своими любимыми бусами, подумала Эмми.
– Извините, что побеспокоила вас, – сказала она. – Спасибо.
Юноша рывком повернулся к Эмми и, к ее изумлению, схватил ее за руки:
– Мисс Ван Сейдем... – сдавленным голосом проговорил он. Лицо его исказилось; умные глаза были полны болью – Мисс Ван Сейдем...
Наконец, Томас справился с собой. Он подал Эмми пальто, проводил через огромные стеклянные двери на улицу и поймал для нее такси. Было холодно; он поднял воротник и втянул голову в плечи. Эмми силилась что-то сказать; ей хотелось спросить его, в чем причина столь внезапной перемены; но суровое лицо юноши было непроницаемо. Она села в машину.
– До свидания, – церемонно произнес Томас и поспешил назад, в огромное здание, где уже зажгли свет – день был чересчур серым и мрачным.
Что я такого сделала, думала Эмми. Что я не так сказала?
Видимо, преданный Коррине Томас решил, что она, Эмми, намерена переложить вину за убийство Гила на плечи актрисы. Иначе не объяснить этой внезапной перемены.
Подъехав к дому, Эмми увидела, что какой-то невысокий человечек в длинном пальто разговаривает со швейцаром. Человек обернулся – блеснули стекла огромных очков – и быстро зашагал по улице.
– Кто это? – спросила Эмми швейцара; сердце ее отчаянно колотилось едва ли не в горле.
Швейцар пожал плечами:
– Он попросил закурить. По-моему, он живет где-то по соседству. По крайней мере, летом я его видел частенько. Я месяц был в отпуске, стало быть, в последнее время он не попадался мне; но, по-моему, беспокоиться не о чем, мисс Ван Сейдем.
И все же человечек в огромных очках был для Эмми словно кошмарный сон – смутный, но неуклонно повторяющийся. Она твердо решила рассказать о нем Сэнди.
Она поднялась на десятый этаж и прошла сразу в салон, на ходу снимая пальто. В плетеном кресле, спиной к свету, сидел Сэнди.
Эмми выронила пальто и бросилась к нему:
– Сэнди! Что, есть новости?
– В некотором роде... На второй вечер после вашего отъезда к дому подъехала машина. Агнес ждала ее и уехала на ней.
15
У Эмми подкосились колени; она ухватилась за подлокотник кресла и осторожно села.
– Значит... значит, это все-таки убийство.
– Не доказано, – сказал Сэнди. – Как ты думаешь, тетушка Медора снова устроит скандал, если я закурю?
– Пусть устраивает, – неожиданно грубо ответила Эмми. – Быстрей уберется.
Сэнди хохотнул и разжег трубку.
– Ваш швейцар был в зимнем отпуске.
– Знаю. Он только что вернулся.
– Да. Так вот, он дежурил в ту ночь, когда Агнес села в машину. Если она и вернулась через служебный вход, никто этого не помнит. Конечно, портье могли и просто не обратить на это внимания; Агнес всегда так делала. Но выходить через парадную дверь – это было совсем не похоже на нее, и швейцар отметил это. Он запомнил машину. Говорит, что водителя не разглядел, не знает даже, мужчина это был или женщина, но он подумал, что это племянница Агнес. Не секрет, что служащие больших домов хорошо осведомлены о жильцах; вот и швейцар знал, что у Агнес есть племянница в Нью-Джерси. Но в этот момент он был занят, к тому же валил снег; в общем, лица того, кто был за рулем, он не видел. Единственное, в чем он уверен, – что Агнес села в машину и уехала. – Сэнди затянулся трубкой и добавил жестко: – И с тех пор ее никто не видел до того самого дня, как дети в парке нашли ее труп.
– Машину, конечно, не найти?
– Это был темный седан. Номера швейцар, естественно, не запомнил. Знает только то, что Агнес уехала в машине с водителем. Не густо, прямо скажем. Он говорит, что она некоторое время ждала в вестибюле, потом вышла – вот и все. Полиция связалась с ее племянницей; та однозначно заявила, что не выходила в тот вечер из дому; ей, говорит, и в голову не пришло бы в такую метель садиться за руль. Судя по всему, Агнес погибла до Рождества; ведь к племяннице она так и не приехала. Но та не сразу начала волноваться; она подумала, что Агнес задержала погода. Медэксперт не может точно установить дату ее смерти; но день ее исчезновения, благодаря швейцару, известен. Эмми, скажи, Агнес хоть раз намекала, что знает, или хотя бы подозревает, что-то об убийстве Гила?
– Нет, я же говорила тебе. Но она в тот день была неподалеку от дома Дианы и видела там Джастина.
Сэнди уставился на нее:
– Джастина?
Эмми объяснила. Сэнди молча слушал ее, куря трубку. Сиделка Медоры неслышно поднялась по лестнице, испуганно глянула на них и удалилась. Старухе опять неймется, устало подумала Эмми. Ну и ладно.
– Но Агнес могла увидеть и еще что-нибудь, – сказал Сэнди. – Зачем она вообще туда приходила?
Эмми объяснила и это; затем сказала:
– Агнес, как и я, была уверена, что Диана не убивала Гила – до той самой минуты, пока не услышала эту самую записку. Записка убедила ее в виновности Ди – но, видимо, лишь на время. Наверное, она снова и снова прокручивала в голове всю эту историю, и в результате поняла, что Диана вполне могла написать такую записку, но это еще ничего не значит. Агнес было свойственно подолгу думать, взвешивать все "но" и "если", прежде чем принять решение. Но если уж она что-то решала, ничто на свете не могло поколебать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70