Та слегка хмурилась, точно в недоумении. Она ведь говорила, что не давала Гилу ключ, и Эмми верила ей...
Затем речь зашла о мокром рукаве с размытым пятном крови – зоркие полицейские все-таки заметили его. Диана честно объяснила происхождение пятна, но легче не стало. Ро лицам судей Эмми ясно читала ход их мыслей: женщина, которая способна ворочать убитого в поисках пистолета – такая женщина способна на все.
Вызвали Коррину. Актриса держалась хорошо; ее низкий, мелодичный голос звучал твердо и убедительно. У нее хватило здравого смысла надеть не траурное платье, в котором она приходила к Эмми на следующее утро после убийства, а скромный и элегантный бежевый костюм. По мнению Эмми, Коррина произвела хорошее впечатление на всех, кроме Дианы, чьи пухлые губки слегка искривились в усмешке, да самой Эмми, поскольку ей казалось, что Коррина искусно "топит" Диану.
Однако Коррина не так уж много и сообщила суду. Да, она обручилась с Гилом Сэнфордом, а через два дня его убили. Когда Коррина сказала, что Диана ревновала к ней Гила, Сэнди выразил протест, назвав ее слова бездоказательными – но в свете злополучной записки его усилия оказались тщетными. Коррину спросили, в котором часу Гил ушел с репетиции; она ответила, что не помнит – труппе каждый день раздавались новые тексты, и все учили их в поте лица. Однако, вскользь заметила она, Гил говорил ей в тот день, что собирается к мистеру Уорду – "...взять у него кое-какие бумаги. Так он сказал". Она выдержала классическую паузу, давая суду возможность глубже проникнуться важностью момента, и сухо добавила: "Конечно, теперь-то я знаю, что он пошел к миссис Уорд".
Сэнди вскочил и снова выразил протест; протест был принят, но судьи уже приняли к сведению слова актрисы. После еще двух-трех ничего не значащих, как показалось Эмми, вопросов Коррину отпустили. Больше никто из театра показаний не давал, но у Эмми сложилось впечатление, что всех актеров допросили заранее, просто никто из них не смог поведать следствию ничего ценного.
Даже Джастин выступил свидетелем и сообщил, что, по его мнению, у его падчерицы не было причин убивать Гила Сэнфорда. Уволенная Дианой кухарка показала, что миссис Уорд по вечерам часто проводила время вне дома в компании покойного мистера Сэнфорда. Затем вызвали таксиста, который примерно в те же минуты, когда произошло убийство, в двух кварталах от дома Уордов посадил в свой кэб пожилую женщину и повез ее в "Мэйси"; он показал, что никто не выходил из дома в тот момент, когда он там проезжал. Потом вышел человек, привозивший в тот день шампанское в дом мистера Уорда. По его словам, он долго звонил в кухонную дверь и, наконец, потеряв терпение, ушел. Снова вызвали Диану; та объяснила, что была наверху, звонка не слышала, а шампанское было заказано, чтобы отметить премьеру пьесы ее мужа.
После длительного обсуждения дело передали присяжным. Через три часа они вынесли вердикт: виновна.
Все время, пока шел суд, Диана держалась хладнокровно и отстраненно, но в миг объявления приговора рот ее изумленно приоткрылся. Когда женщина в полицейской форме выводила ее из зала суда, Диана собрала в кулак всю свою волю, высмотрела в толпе Эмми и помахала ей, словно говоря: "Ничего, все это пустяки!"
Но это были не пустяки. Сэнди составил апелляцию, и начался новый безумный период: Диана настаивала на немедленном рассмотрении апелляции с тем же упорством, с каким прежде добивалась суда. В результате апелляцию отклонили, и Диана отправилась в тюрьму Оберн, сама не веря (так казалось Эмми), что все это происходит с ней.
После этого телефонные звонки почти сразу прекратились, не считая настырной тетушки Медоры, которая не уставала повторять: "Я же тебе говорила!" Время от времени кто-то уговаривал Эмми сходить в театр или кафе. Обычно у нее не хватало на это душевных сил, но если уж она принимала приглашение, то разговор неизменно сводился к Диане, или – что было не лучше – спутники Эмми, напротив, так старательно избегали упоминать имя сестры, что Эмми начинало казаться, будто это не Диану, а ее саму осудили за убийство.
Всех охватила депрессия. Даже Сэнди. Даже Агнес. Агнес всегда была угрюма, но при этом дом держался на ней, а теперь к угрюмости прибавилась еще и забывчивость; казалось, мысли ее витают где-то далеко. Однажды она спросила Эмми:
– Я полагаю, никто уже не сомневается, что убийство совершила мисс Диана?
– Я не верила. Не могла поверить. Но когда я услышала эту записку...
Агнес с каменным лицом кивнула в ответ. Ее седые волосы были стянуты на затылке в тугой узел. Непроницаемые агатовые глаза смотрели в окно, на осенний парк.
– Понимаю. Я тоже чувствовала, что она не способна на такое, пока не услышала записку. Вы ведь не знали раньше об этой записке, мисс Эмми?
– До суда – нет. То есть, я знала, что у полиции есть какая-то важная улика, но не могла и предположить, насколько это все серьезно.
Агнес глядела в окно, не мигая:
– Я думаю, мистер Сэнди знал о записке. Ведь адвокат должен знать заранее, какие свидетельства будут представлены на суде?
– Наверное; но мы никогда не говорили об этом.
Агнес молча думала.
– Я уже ни в чем не могу быть уверена, – произнесла она наконец и вышла из комнаты, прежде чем Эмми догадалась задать ей какой-нибудь вопрос. Впрочем, спрашивать не было смысла. Агнес была очень скрытной и часто говорила загадками.
Спустя несколько дней после того, как Диану отправили в Оберн, Дугу разрешили свидание с ней. Он вернулся из тюрьмы совершенно подавленный, сразу отправился к Эмми, и Джастин, который вечерами теперь большей частью сидел дома, усердно поил его коктейлями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70