..
Эмми бросило в дрожь. Прав был Сэнди: нужно беречься! Людей убивают, говорил он, толкают под колеса... Ладно. Она будет очень, очень осторожна. Незнакомый голос в телефонной трубке или человечек, который шел за ней от дома Дианы, действительно могут таить в себе опасность. Голос в трубке был тихим, почти ласковым, но в каждом слове ощущалась угроза...
Эмми решительно сказала себе, что в такой поздний час ничего путного не придумаешь, а только запугаешь себя до полусмерти, и скользнула в постель – но свет не погасила. Остаток ночи оказался сплошным кошмаром. Сначала Эмми стало жарко, и она отшвырнула одеяло; затем у нее застучали зубы, и она начала кутаться; потом, наконец, забылась тяжелым, неспокойным сном – и ей приснилось, будто она танцует с Гилом Сэнфордом; на нем – элегантный смокинг; Гил кружит ее в танце, и она видит на груди его белоснежной рубашки алое пятно; она поднимает голову – пустые, бессмысленные мертвые глаза глядят поверх ее плеча... Эмми проснулась в холодном поту, вскочила, выпила холодной воды и села на край постели – подождать, пока кошмар окончательно рассеется. И тут ее внезапно сморил сон, да такой крепкий, что она проснулась на несколько часов позже обычного и ужаснулась – ведь впереди было столько дел!
Когда Эмми спустилась вниз, Джастина уже не было дома, но перед уходом он явно побаловал себя плотным завтраком – стол был уставлен кофейными чашками, рюмочками для яиц всмятку, тарелками из-под каши, молочными кувшинчиками; а поверх всего лежали утренние газеты.
Уборщица уже пришла – из соседней комнаты доносился шум пылесоса. Под его успокаивающее гудение Эмми принялась за газеты. И "Таймс", и "Дейли Ньюс" поместили вчерашнюю историю на первой полосе. Заголовки, однако же, были набраны скромным шрифтом и не слишком бросались в глаза. Обе статьи содержали только сухие факты – без каких-либо намеков, связанных с личной жизнью сестер Ван Сейдем, без упоминаний о том, что в последние несколько месяцев Гил зарекомендовал себя преданным рыцарем Ди. Было только сказано, что убийство произошло в доме драматурга Дугласа Уорда, супруга урожденной Дианы Ван Сейдем, премьера новой пьесы которого состоится на днях на Бродвее. Среди деталей биографии Гила Сэнфорда не оказалось ничего такого, о чем Эмми не знала бы прежде.
"Уолл-Стрит Джорнал" лежал на стуле, аккуратно сложенный, – Джастин никогда не питал интереса к миру финансов. За чашкой кофе Эмми внимательно просмотрела журнал и с карандашом в руках попыталась разобраться, какие акции она сможет продать с наименьшим ущербом для себя. То, что получилось, совершенно ей не понравилось, и она – в который раз! – мысленно посетовала на то, что не может раз и навсегда переложить груз финансовых дел на чьи-нибудь надежные плечи. Впрочем, поступить так означало бы не оправдать отцовских надежд, а это было не в натуре Эмми. Банковский доверенный давал ей советы, но решения она всегда принимала сама.
– Ну, ничего, – с усмешкой пробормотала она, – уж в следующей жизни я ни за что и ни за кого отвечать не буду!
Эмми допила кофе, поднялась наверх и позвонила своему брокеру. Она почти что видела, как он там, на другом конце провода, неодобрительно качает головой. Тем не менее, брокер не только дал ей дельный совет, но и пообещал тщательно все обдумать и продать то, что она велела, с наименьшими потерями. Затем, под нажимом Эмми, он дал ей слово отправить посыльного с чеком в банк за акциями.
– По рыночной цене? – с грустью переспросил он, и Эмми твердо ответила:
– Да, по рыночной.
Потом она позвонила в банк, мистеру Эллердайсу, и попросила назначить ей встречу на одиннадцать тридцать.
– Разумеется, – ответил тот. – Всегда счастлив вас видеть.
Ну, и как мы будем расплачиваться с ростовщиком, спросила себя Эмми. Хорошо было задать этот вопрос Джастину – но что он может сказать? Она набрала номер Сэнди – уж он-то даст дельный совет! – но девичий голос в адвокатской конторе ответил, что мистера Путнэма нет, и когда придет – неизвестно. Эмми поняла, что в ближайшее время ей не удастся узнать ничего нового ни об уплате долгов Джастина, ни об убийстве Гила Сэнфорда.
Она решила позвонить Джастину. Он наверняка торчал в одном из своих клубов, о которых непочтительно отзывался как о "Храмах Предстательной Железы". Названий такого рода в справочнике не найдешь, и Эмми пришлось мучительно вспоминать, как на самом деле называется излюбленный клуб отчима. Она и вспомнила, и дозвонилась – но Джастина там не оказалось.
Уборщица тем временем перебралась в холл верхнего этажа. Она сообщила Эмми, что накануне виделась с Агнес. Агнес сказала ей, что уезжает к племяннице на длинный уик-энд (бесконечно длинный, вздохнула про себя Эмми) и дала ключ от черного хода в квартиру, который располагался возле кухни.
Эмми с досадой попеняла себе за то, что вчера не заперла черный ход – даже не проверила, закрыт ли он на задвижку! Впредь надо быть в сто раз осмотрительней! Но сейчас не до рассуждений... Она второпях надела костюм, схватила сумочку и перчатки, стремглав сбежала вниз и поймала такси.
Мистер Эллердайс, как обычно, принял Эмми с таким радушием, точно банк принадлежит ей. Эмми подозревала, что подобное обращение – ласковое, почти отеческое – банкиры культивируют специально для молодых богатых клиентов. Ей, как ни печально, пришлось без утайки поведать мистеру Эллердайсу историю о том, как Джастин наделал долгов. Банкир качал головой, цокал языком, возводил глаза к потолку и разве что не стонал. Потом он сказал, что всему на свете есть предел, даже богатству Ван Сейдемов;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70