Умница! Ты совершенно прав!
Он встал и повторил церемонию со снятием Пикассо и открыванием сейфа. Я знал, что он полностью мне доверяет, и все же, открывая сейф, он повернулся так, чтобы я ничего не мог увидеть за его спиной. Он потратил уйму денег на сейф и теперь только ему, и никому другому, надлежало знать, как он открывается. Он положил колье на стол. Я передвинул настольную лампу так, чтобы свет падал прямо на стеклянную имитацию. Она и в самом деле выглядела прекрасно. Он сел и несколько минут вглядывался в колье, потом выбрал лучшие эскизы и стал изучать их.
— Ты прав, Ларри, золотко. У меня здесь неверная градация. Ах я глупышка! Да, кажется, я смогу сделать кое-что получше!
Он принялся делать лихорадочные наброски, а я наблюдал за ним, куря сигарету. Через полчаса после трех неудачных попыток он закончил рисунок настолько впечатляющий, что я почувствовал необходимость пригасить его энтузиазм, иначе следующая встреча окажется излишней, а мне она была необходима.
— Вот оно! Я это чувствую! — возбужденно воскликнул он. — Посмотри!
У него получилось как раз то, что было нужно.
— Очень хорошо, — сказал я нарочито вялым тоном.
— Это именно то, что нужно. Ты видишь, как я расположил большой камень? Почему я раньше не догадался?
— Превосходно.
Я нахмурился, потом покачал головой.
— Разве тебе не кажется, что здесь все на своем месте? — спросил он с тревогой.
— Почти. Я могу продать это за полтора миллиона, но ведь мы хотели два!
— Больше я никаких камней докупать не буду, если ты это имеешь в виду.
Голос Сиднея стал капризным.
— Нет, конечно, нет. Композиция идеальная. Меня смущает оправа. Слишком классическая, пожалуй. Не надо спешить, Сидней. Дай мне подумать над ним. Я приду к тебе в пятницу вечером. Я уверен, что к тому времени мы найдем решение.
— В пятницу вечером? — Он открыл свою книжку-календарь и полистал ее. — В пятницу не получится. Я обещал пообедать со скучнейшим субъектом и никак не могу отменить встречу. Вот в четверг я свободен.
— Отлично.
Я встал, прикидывая, что для окончательной подготовки операции у меня остается вся среда и четверг до десяти вечера. Должно было хватить.
— Я приду в десять. И тогда следующий ход — Гонконг.
— Приходи пораньше, Ларри. Клод приготовит для тебя что-нибудь особенное.
— Извини, раньше не смогу. Я обедаю с Джонсонами (ложь). Боже, помоги мне! Ее интересует бриллиантовая брошь. Когда я получу более или менее ясное представление, чего она хочет, я попрошу тебя сделать для нее несколько эскизов.
— Эта противная старая карга! — Сидней вздохнул. — Всегда только старые и толстые.
— У них есть деньги. — Я убрал эскиз в бумажник.
— Как ты себя чувствуешь, Ларри? У тебя все-таки чахлый вид, — сказал Сидней. Он проводил меня до двери.
— Нормально, просто я очень устал. Когда я продам ожерелье, было бы, пожалуй, неплохо отправиться в морское путешествие, если ты не будешь возражать.
— Продай ожерелье, золотко, и отправляйся хоть на Луну, если пожелаешь, а я оплачу все расходы.
Когда он закрыл дверь, я задержался на площадке, прислушиваясь. Он не спустил предохранитель замка. Похоже, все выходило по-моему.
Я вернулся к себе в половине двенадцатого. Усевшись со стаканом виски с содовой, я занялся оценкой ситуации. При условии, что Рея и Фел заглотнули крючок и пойдут на дело, дальнейшее не представляет трудностей. Они легко проникнут в дом и в пентхаус Сиднея. Я помнил, что Рея известна полиции. Ей придется надеть перчатки. Если она оставит хоть один отпечаток, мне несдобровать. Я был уверен, что, попавшись, они меня выдадут. Но неизбежно ли вмешательство полиции?
Сидней находится в щекотливом положении. Если он вызовет полицию, Плессингтон узнает, что его жена продала колье.
Положим, Сиднею на это наплевать, но ему далеко не безразлично, узнает ли обо всем его партнер Том Льюис. Между ними может возникнуть непоправимый разлад, потому что — мы оба это понимали — Сидней поступает неэтично. Льюис жестокий человек и запомнит предательство, а этого, по моему убеждению, Сидней захочет избежать любой ценой. Том для него даже важнее, чем я, при всех моих профессиональных познаниях. Но готов ли Сидней безропотно распрощаться с тремя четвертями миллиона долларов? Как ни богат он, потеря такой огромной суммы была бы для него разорительной. После некоторого размышления я решил, что Сидней вполне способен примириться с убытком, лишь бы не навлечь на себя гнев Тома Льюиса, а также опасаясь ущерба, который могла причинить фирме миссис Плессингтон, жалуясь всем богатым клиентам. Если он сам об этом не подумает, я ему подскажу. Главное, чтобы он не обратился в полицию. Тогда мне нечего бояться. Я продам камень за камнем и припрячу деньги в Швейцарии, поработаю у Сиднея еще три-четыре месяца, а потом уволюсь под предлогом плохого здоровья. Затем я отправлюсь в Европу и осяду где-нибудь, скорее всего в Швейцарских Альпах, со своим миллионом. Тут я вспомнил о Рее с Фелом. Как они поведут себя, узнав, что украли стекляшки, а не бриллианты? Эта парочка может оказаться такой же опасной и беспощадной, как Страшила. Будучи замешаны в ограблении, они не посмеют донести, но зато могут приняться за меня сами. Размышляя над этим, я нашел выход. Мы условились, что во избежание подозрений Фел ударит меня пистолетом. Воспользовавшись этим, я разыграю первый кризис и заявлю, что больше не в состоянии работать и должен уехать немедленно. Я все так устрою, что пройдет десять дней, прежде чем Рея и Фел и обнаружат подделку. Тем временем я уже буду в Европе, недосягаемый для их мести. Оттуда я напишу Сиднею, сообщая о своем решении не возвращаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61