Как скажете.
Наступила длинная пауза. Я слышал ее дыхание.
— Хэлло, вы куда-то пропали! — позвал я.
— Нет, нет, я немного задумалась. Можете вы кое-что для меня сделать?
— Что?
— Приложите на минутку телефонную трубку к сердцу.
— К сожалению, это единственное, чего я не могу для вас сделать! — Я вовсе не хотел, чтобы она услышала, как бешено колотится мое сердце, хотя прекрасно понимал, что она и так все прекрасно знает.
— Это было бы то, что называется стрельбой по сидящим птичкам?
— Это относится и к говорящим о сидящих птичках. Я изменил свое отношение к этому вопросу. Я хочу быть похожим на вас и собираюсь стрелять в них, сидящих или летящих.
— Вы решили заняться этим видом спорта?
— Нет. Я хочу сказать: я вас не осуждаю.
— Тогда я считаю, что бриллиантовая брошь слишком ценная вещь, чтобы рисковать, отправляя ее по почте, как вы думаете?
— Ваша брошь — ваш риск, вам и решать! — сказал я, стараясь придать голосу твердость.
— Я не думаю, что посылать ценную вещь по почте — лучший выход из создавшегося положения.
— Тогда я сам привезу ее вам.
— О нет, я не хочу доставлять вам столько хлопот. Где вы живете, Дэвид?
— У меня комната на первом этаже, Виа Карнина, двадцать три. Это сразу за театром «Ла Скала».
— Я сама приду за брошью завтра около семи вечера.
— Должен предупредить, моя комната далеко не лучшее для богатой синьоры, — сказал я хрипло, — но это ваш выбор!
— Завтра вечером в семь! Спокойной ночи, Дэвид.
— Спокойной ночи, — ответил я.
Глава 2
В пятницу я закончил экскурсию в пятом часу. Супружеская пара — пожилые американцы — была искренне благодарна за экскурсию. Я провел их по всему собору. Они заплатили три тысячи лир. Это, конечно, слишком много за то время, которое я был с ними.
Они садились в машину, когда из сумрака собора вынырнул Торрчи и, слегка толкнув меня плечом, сияя улыбкой, сказал:
— Я рад, что ваш бизнес оживился, синьор Дэвид. Фортуна повернулась к вам лицом?!
— Да, похоже. — Я вложил в его ладонь пятисотенную купюру. — Спасибо за то, что выручили. Ваши пятьсот лир принесли мне удачу!
Легким движением убирая деньги в карман, он спросил:
— Вы решили, что делать с брошью?
— Я не продаю ее. Брошь мне не принадлежит. Я должен вернуть ее.
Торрчи скривился:
— Синьор Дэвид, вы же знаете, как я люблю вас, и должны простить меня, но я уверен, нет на свете такой женщины, которая стоила бы двести тридцать тысяч лир. Меня не интересует, кто она такая, но только она не стоит таких денег!
— Почему вы говорите и о броши, и о женщине как о товаре?
— Простите, но мне кажется, вы совершаете ошибку. Я случайно видел то, что произошло между вами и синьорой в соборе, когда вы полагали, что вас никто не видит. Я понимаю вас: такая красивая женщина просто создана для любви. Но если бы вы продали брошь мне, вы могли бы использовать деньги с большей для себя пользой. А если вы вернете брошь синьоре, вы просто получите ее благодарность, ну, может быть, еще что-нибудь приятное, но потеря денег по сравнению с тем, что она может вам предложить, уверяю вас, очень неудачная сделка!
Я засмеялся:
— Убирайтесь, я не продаю брошь.
— Не спешите, синьор Дэвид, — сказал Торрчи озабоченно. — Я предлагаю: двести пятьдесят тысяч лир и Симону. Вот это будет великолепная сделка! Симона образованная, интеллигентная женщина и очень искусна в любви. Правда, она вспыльчива, но там, где страсть, там и огонь. Бейте ее иногда, и она будет вам очень признательна. Ну? Понимаете, какую грандиозную сделку я вам предлагаю?
— Прекрасная сделка, но я не продаю брошь. Она не принадлежит мне. Если бы она была моей, я не колебался бы ни минуты. Так что оставим этот пустой разговор.
Торрчи печально покачал головой:
— Я вижу, что синьора произвела на вас слишком большое впечатление. Это плохо. Слепая любовь к добру не приводит!
— Разговор окончен, Торрчи!
— Думаю, вы еще пожалеете о вашем решении, — сказал он, пожимая жирными плечами. — Человек, который предпочел женщину деньгам, накликает на себя несчастье. Остается только молиться за вас.
— Катитесь к черту! — выругался я, потеряв терпение. Но в душе испугался. В словах Торрчи было что-то тревожное, очень похожее на то, что нашептывал мне мой внутренний голос после того, как я поговорил с Лаурой по телефону.
— Я попрошу Симону помолиться за вас. — И Торрчи с видом исполненного долга, склонив голову над уныло повисшими плечами, пошел через соборную площадь.
* * *
Бронзовая ваза с бегониями стояла на столе возле окна, репродукция Боттичелли была спрятана под кроватью. Я позаимствовал яркую красно-синюю скатерть у Филиппо, синее покрывало у Умберто и очень хороший персидский ковер у Джузеппе. Теперь я едва узнавал свою комнату. Беспорядка в комнате стало меньше, но обои все так же раздражали меня.
Я купил две бутылки сасселлы, а Пьеро сделал сандвичи. С видом человека все понимающего он принес два бокала и две тарелки, а в последний момент настоял на том, чтобы я взял полбутылки коньяка, который, как он сказал, дополнит и украсит мой стол.
Мой костюм был вычищен и выглажен, я заложил наручные часы и купил недорогую пару обуви. Все было готово. Я стал ждать! Высунувшись в окно, рискуя свернуть себе шею, я бросил взгляд на часы на церкви в конце улицы. Без пяти семь.
Я закурил сигарету, в очередной раз переставил для пущей красоты бутылки на столе и расправил несуществующие складки на покрывале. Во рту пересохло, сердце учащенно билось, и я слегка задыхался. Последние два дня все мои мысли были заняты Лаурой, и вот я сейчас увижу ее.
Я сел в кресло и попытался закурить сигарету, но, затянувшись, обжегся и загасил сигарету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10