— Заказывайте вы, — обратилась она ко мне. — Что здесь самое вкусное?
— Ризотто. Это классическое блюдо Милана, и нигде его не готовят лучше, чем у Пьеро.
— Значит, ризотто, — улыбнувшись Пьеро, сказала она.
— И котолетте а-ля миланезе. Она кивнула.
— И бутылочку сасселлы?
— Хорошо.
Когда Пьеро ушел на кухню, она открыла сумочку и протянула мне портсигар. Я взял сигарету, первую за два последних дня, дал прикурить ей, закурил сам — все это было похоже на сон. Сам себе я казался мыльным пузырем, который тут же лопнет, стоит только слегка его задеть.
— Вы, наверное, думаете обо мне черт знает что? — спросила она, глядя мне в глаза.
— Нет. Я просто не могу поверить своему счастью.
Она улыбнулась:
— Вы, наверное, подумали, что я шизофреничка?
— Ничего подобного я не думаю. Мне кажется, что вы действовали импульсивно, а теперь боитесь, как бы вам не пришлось раскаиваться.
— Нет. Что случилось, то случилось. Не в моем характере убегать или устраивать сцены.
— Устраивать сцены, — машинально повторил я. — Мы оба позволили себе некоторую несдержанность. Но, мне кажется, жизнь была бы гораздо привлекательнее, если бы мы шли навстречу своим желаниям, а не сдерживали своих чувств.
— Вы действительно так думаете?
— Да.
— Хорошо. Тогда я буду следовать своим желанием. Как вас зовут?
Я обрадовался, что надел сегодня чистую рубашку и побрился, поскольку далеко не каждое утро я утомлял себя бритьем.
— Дэвид Чизхольм, а ваше?
— Лаура Фанчини.
— Я думал, что у вас американское имя, а Фанчини — знаменитая итальянская фамилия.
— Я — американка, мой муж — итальянец. Я посмотрел на нее в упор:
— Итальянец или был итальянцем?
— Это имеет значение?
— Для меня — да.
— Ни то ни другое.
Вернулся Пьеро и поставил на стол два бокала «кампари» и бутылку минеральной воды.
— Ризотто будет готово через пять минут, а пока выпейте «кампарио, доставьте мне удовольствие, синьора, я угощаю.
Я положил руку на его кулак и слегка подтолкнул.
— Пьеро, у вас, наверное, много дел, — многозначительно сказал я.
Он понял мой намек и с улыбкой вернулся за стойку.
— Что вы имеете в виду — «ни то ни другое»? Он жив или мертв?
— Всего понемногу: он попал в аварию и не может ни говорить, ни двигаться, но пока жив. Вот уже четыре года.
— Извините меня. Это печально.
— Да уж, для меня так даже слишком. — Она налила в бокал немного минеральной воды.
— Если бы я знал, то не посмел бы вас поцеловать, — неловко извинился я. — Очень сожалею.
— Почему вы сделали это? — глядя в сторону, спросила она, тонкими пальцами вращая ножку бокала.
— Сам не знаю. При виде вас меня словно током ударило.
Она продолжала крутить бокал. Мы помолчали. Потом она сказала:
— В вас есть что-то магнетическое. Мое сердце бешено заколотилось.
— Вы сами дали мне повод вести себя неподобающим образом, — продолжала она. — И вы мне понравились в тот же миг, как я вас увидела. Вас не шокируют мои слова?
Я засмеялся:
— Нет.
К нам подошел Пьеро с ризотто и открыл бутылку вина. Мы молчали, пока он не вернулся обратно за стойку.
— Непонятно, почему человек ваших способностей зарабатывает себе на жизнь гидом?
— В Милане для меня нет другой работы, которой я мог бы заняться, я — иностранец. И у меня нет разрешения полиции на проживание в Италии. Это секрет, конечно.
— Это правда?
— Да.
— Почему вы не получите его?
— Не могу получить, пока не докажу, что у меня есть работа, а я не могу получить работу, пока не предъявлю разрешение полиции. Замкнутый круг.
— Почему вы приехали в Италию?
— Я люблю эту страну и пишу книгу о кафедральных соборах Италии.
— О, я скорее подумала бы, что вы были бы последним человеком на свете, который мог бы написать об итальянских соборах.
— Вы ошибаетесь. До войны я жил в Нью-Йорке, я архитектор, не самый знаменитый, но на приличную жизнь хватало. Потом пошел в армию. Потом война. Наша часть одной из первых вошла в Рим, я был потрясен его великолепием и тогда решил, что напишу книгу о его соборах. Демобилизовавшись, я не вернулся в Америку и остался в конце концов в Милане. Связываться с полицейскими формальностями не хотелось, и мне вполне хватает на жизнь тем, что зарабатываю гидом в кафедральном соборе. Вот и вся моя жизненная история.
— Может быть, было бы лучше получить вид на жительство?
— Может быть, но меня пока такая жизнь вполне устраивает.
Пьеро принес котолетте — телячьи котлеты на косточке, смазанные яйцом и обвалянные в панировочных сухарях.
Когда он отошел, она спросила:
— У вас действительно нет денег?
— Теперь есть.
— Нет, до того… до меня.
— Моя работа не позволяет мне вести роскошную жизнь, — уклончиво ответил я. — Может быть, хватит обо мне, расскажите о себе!
Лаура приподняла брови:
— Ничего особенного. Я работала в американском консульстве у одного из заместителей госсекретаря. Здесь встретила Бруно, он предложил мне выйти за него замуж. Он очень богат. К тому времени мне уже до смерти надоела работа в офисе, а он так искренне полюбил меня, и я согласилась выйти за него замуж. Через год он попал в автомобильную катастрофу, у него серьезная травма позвоночника, а кроме того, он получил и другие не менее тяжелые травмы, как заключили врачи, но выжил. Они не знали Бруно. Нет ничего на свете, чего бы он не сделал, если он того захотел. Он захотел жить и живет. Четыре года он не двигается, не владеет руками и ногами, не говорит. Но живет!
— И нет никакой надежды на улучшение? Она покачала головой:
— Я не знаю, как долго продлится такая жизнь. Врачи теперь осторожны в своих прогнозах: он может умереть завтра, а может жить и сто лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10