Нынешняя администрация не очень популярна, но у нее исключительно большие финансовые возможности. Случись какой-нибудь скандал, и газеты оппозиции раздуют его до гигантских размеров, а это может сыграть на выборах решающую роль.
– Если я правильно понял, мистер Холдинг, вы – на стороне оппозиции?
– Я верю в справедливость и свободу, – произнес он, вынимая изо рта трубку и глядя на нее так, будто крайне удивлен, что она все еще продолжает гореть. Рот моего собеседника удивительно напоминал отверстие в крысоловке.
– Весьма похвально, мистер Холдинг, – сказал я. – Если оппозиция добьется победы, вы, очевидно, будете новым прокурором Сан-Рафела?
Его адамово яблоко снова запрыгало. Посмотрев на меня поверх очков, он почесал мочку уха. Он, вероятно, никак не мог решить: принять ли вид оскорбленного человека или свести дело к шутке. Наконец, выбрав последнее, он изобразил широкую улыбку, такую же фальшивую, как ресницы у красотки из кордебалета.
– Я полагаю, что так оно и будет, но к делу это никакого отношения не имеет. Абсолютно никакого.
– Кто жаждет крови Криди?
– Не следует употреблять столь сильные выражения. Идет честная джентльменская борьба между администрацией Криди и судьей Гаррисоном, который выступает с требованием реформ.
– А какова роль Ренкина во всем происходящем?
– Если расследование убийства Шеппи пойдет в направлении, нежелательном для администрации, Ренкин ничего не сможет сделать, – сказал Холдинг. – Комиссар полиции – закадычный приятель Криди, он не станет поощрять то, что может повредить интересам его друга.
– А Ренкин мечтает стать капитаном, и поэтому портить отношения с начальством ему нет смысла, – сказал я. Так как Холдинг, очевидно, не собирался возражать, я продолжал: – Итак, каждый заботится о своей шкуре, а возможность рисковать любезно предоставляют мне.
– Судья Гаррисон обладает немалым влиянием. У оппозиции газеты с большим тиражом. Конечно, вам следует проявлять осторожность. Если вы не переступите рамки закона, никто не будет вам ставить палки в колеса.
– Если не считать Криди и Херца.
– Вы сказали, что сами позаботитесь о Херце?
– Я позабочусь о нем, но я ничего не говорил о «рамках закона».
– Об этом мне, пожалуй, лучше ничего не знать.
Поразмыслив над его словами, я сказал:
– В общем, дела обстоят следующим образом: я продолжаю расследование и все, что мне удается выяснить, сообщаю вам. Вы со своей стороны держите связь с комиссаром и в случае необходимости добиваетесь от него разрешения на арест. Так?
– Не совсем. Сведения, которые у вас будут, лучше передавать не мне, а в газету «Сан-Рафел». Ее издатель – горячая голова, он напечатает все, что может нанести ущерб интересам администрации. Если обстоятельствами убийства Шеппи заинтересуется пресса, комиссару волей-неволей придется что-то делать.
Я криво усмехнулся:
– А вы и Ренкин останетесь в тени. Если дело не выгорит, никто не сможет вас ни в чем упрекнуть.
Ему не понравилось мое замечание.
– Пока администрация… – начал он, но я не дал ему закончить.
– Я буду продолжать расследование, – сказал я. – Разумеется, не для того, чтобы на выборах победил судья Гаррисон. Дело касается убийства моего компаньона, и нераскрытое дело – плохая реклама для фирмы.
Он глубокомысленно кивнул:
– Я понимаю ваши чувства.
– Я не привык питаться воздухом, и для меня важно размотать клубок. – Я поднялся. – И еще: если оппозиция победит и это частично будет моей заслугой, надеюсь, что мне возместят расходы?
На лице его появилась кислая мина:
– Вопрос о расходах можно обсудить, но сначала я должен быть уверен, что Криди замешан в этом деле.
– Само собой. Могу я рассчитывать на чью-либо помощь?
– Ренкин знает, о чем я с вами договариваюсь. Время от времени позванивайте ему домой, он будет сообщать, как идут дела у полиции.
– Кстати, как зовут эту «горячую голову», издателя, которого вы упоминали?
– Ральф Трой. На него можно положиться. Дайте ему факты, и он опубликует.
– Сначала надо их иметь, – сказал я. – Ну хорошо, посмотрим, что мне удастся сделать. До свиданья!
Он протянул мне руку:
– Желаю удачи, и будьте осторожны!
Встреча с Холдингом не вселила в меня особых надежд: мне по-прежнему приходилось полагаться на собственные силы и надеяться на удачу. Что же касается осторожности, то его напоминание было излишним: я не собирался рисковать без нужды.

3

Когда я выходил из полицейского управления, мне пришло в голову, что было бы полезно взглянуть на Маркуса Хана, но так, чтобы он не видел меня.
Сказав дежурному сержанту, что мне нужно переговорить с лейтенантом Ренкином, я спросил дорогу к моргу и направился к приземистому зданию, над дверью которого горел синий фонарь. Два окна были освещены, и я заглянул внутрь.
Около стола с телом Тельмы Каузнс, покрытым простыней, стоял Ренкин. Напротив него я увидел невысокого мужчину с копной пшеничных волос и бородкой клинышком. Мужчина был одет в сине-желтую клетчатую ковбойку и черные брюки, плотно прилегавшие к бедрам и расходившиеся в виде колокольчиков на лодыжках. На ногах были мексиканские сапоги с высокими каблуками и сложной вышивкой серебром. У него был правильной формы нос, глубоко посаженные умные глаза и выпуклый лоб.
Маркус Хан внимательно слушал Ренкина, похлопывая по сапогу тонким хлыстом. Он выглядел бы мужественно и внушительно, будь рядом с ним оседланный конь; без него же он был лишь кричаще одетым калифорнийским сумасбродом.
Судя по выражению лица Ренкина, беседа с Ханом не была плодотворной. Тот лишь кивал, изредка вставляя слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54