Работа по предотвращению того, чему долгое время учился бывший «диверсант в законе» устраивала и нравилась. Жизнь в большом, красивом городе, сносный, относительно свободный график, новые друзья — все это захватило и заставило поверить — годы активной деятельности только начинаются. Еще десять лет Лавренцов ощущал себя нужным человеком при нужном деле…
Как справедливо кто-то заметил: спецслужбы — последний довод королей. К сожалению настоящих королей, к тем «достославным» временам в полуразвалившемся государстве не осталось — недальновидная власть постепенно добиралась и до заповедных ведомств. Реорганизация, сокращения, пертурбации… Вместо серьезных дел по предупреждению терактов, ставших обыденным и едва ли не каждодневным явлением, сотрудникам столь необходимого отдела все чаще приходилось собираться в актовом зале и выслушивать лепет чиновников о тяжелом положении в стране, об отсутствии финансирования… Когда подполковнику окончательно опостылела постоянная нервозность, ожидание увольнения, задержки жалования и неуверенность в завтрашнем дне, он положил на стол начальника отдела кадров рапорт об уходе…
Сон не шел, а лежать на диване становилось уже невмоготу. Лавренцов нехотя встал и направился на кухню варить кофе. Посудой при разделе жена не обделила, одарив аж двумя коробками всяческого хлама. Пару месяцев назад, въехав в «каморку папы Карло» — как нарек новое жилище Аркадий, он высыпал содержимое фанерных ящиков на пол посреди пустой шестиметровой кухни и отыскал первым делом турку и помятую временем, старую чашечку, выполненную каким-то древним мастером, похоже, из серебра…
Впрочем, назвать кухню совсем пустой было бы неправильно. Из отцовского гаража отставной чекист перевез на Опеле обеденный стол от старинного букового гарнитура и теперь одну его половину занимал компьютер, не так давно в спешке эвакуированный из брошенного офиса. Иногда Лавренцов, переместив единственный стул с трапезной половины стола к компьютерной, присаживался напротив монитора. Рядом с системным блоком в беспорядке лежали диски со свежими игрушками, но голова, сплошь загруженная насущными проблемами, воспринимала только карточные игры для начинающих или туго соображавших пользователей.
Подхватив со слабого огня турку с закипающим кофе, Аркадий плеснул напиток в чашку и, привычно стукнув указательным пальцем по пробелу, запустил компьютер…
— Надоело… Как все осточертело — спасу нет… пошариться что ли по сайтам с тетками в неглиже? — мучился он, глядя в большой экран, — вся моя жизнь в последнее время ни дать, ни взять — порнография! Сам скоро в одном неглиже останусь… Донцову что ли позвонить?..
Взгляд Лавренцова бессмысленно блуждал от монитора с броской заставкой, скользил по столу и, дойдя до порожних бутылок, притулившихся друг к другу на косо прибитой полке, вновь возвращался к экрану. Так продолжалось, пока зрение не сфокусировалось на начатой бутылке мартини, стоящей отдельно от длинной «батареи» пустой посуды. Выпить, как и бедному Штирлицу в осажденном Берлине, было не с кем. Но того хоть изредка развлекали фрау Заурих, Габби и бродячие псы. У Аркадия оставался только единственный друг — Семен Данилович Донцов, но и тот, собиравший по крохам средства для существования небольшой семьи, появлялся в его сумрачной, померкшей действительности крайне редко…
* * *
«Опять напился… Каждый день заканчивается одним и тем же… — глумились едва ворочавшиеся, мутные мысли, не способные отогнать тяжелый сон, — Когда же наступит просвет? Хоть не просыпайся…»
Аркадий все же попытался пересилить слабость и продрать глаза. С первой попытки не получилось…
«Господи, к тебе обращаюсь… Помоги вспомнить, где лежит цитрамон? Ну что я тебе сделал плохого? Намекни, или наведи на таблетки луч солнца…»
Приподняв невыносимо тяжелую голову от кожаного валика, Лавренцов посмотрел вокруг. Солнце не проглядывало сквозь серый слой облачности, и день за окном грозил надолго остаться пасмурным. Кое-как придав верхней части тела вертикальное положение, мужчина сел и снова в изнеможении прикрыл веки — в голове шарахало при каждом ударе сердца. Положив палец на запястье, он принялся считать пульс…
— Мама… — пробормотал страдалец и, встав окончательно, пошлепал босиком в душ.
Подполковнику запаса недавно исполнилось сорок два — не такой уж предсмертный возраст, как считал он сам. Седина пробивалась только на груди, оставляя нетронутой густую, темную шевелюру головы. Морщины обосновались в единственном месте — вокруг глаз и становились заметными лишь с близкой, почти интимной дистанции. Небольшой животик, разумеется, появился, но при его росте и достаточно стройной фигуре в целом, сей недостаток в глаза не бросался и общего вида не портил. Иногда, после пробуждения в добром здравии, Аркаша по давней привычке делал зарядку — отжимался по пятьдесят раз от пола и тягал пятикилограммовые гантели. При разделе имущества, несмотря на его настойчивые предложения, жена взять самодельные чугунные болванки, наотрез отказалась…
— Седина на груди — вся жизнь впереди… — оптимистично заявлял друг Семен, когда, бывало, в совместных застольях речь заходила о возрасте офицеров запаса.
Полковник Донцов, в отличие от закадычного приятеля и сослуживца вообще никогда не унывал. Если бы ни его неиссякаемая энергия и поддержка во всех начинаниях, Лавренцов давно бы напрочь спился…
Час спустя отставной фээсбэшник почувствовал облегчение. Голова не раскалывалась, но все же настойчиво напоминала о вчерашнем пасьянсе под мартини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58