Мертвый Зеленский находился чуть дальше — возле носилок с едва дышащим и бесчувственным Петровичем. Во всем этом темном, пахнущем гарью и кровью жутком месиве продолжал шевелиться лишь один человек — молодой лейтенант Грунин…
Все движения его были неспешными и, как будто, хорошо продуманными. На самом деле контуженный, частично лишенный зрения и слуха спецназовец действовал скорее автоматически. Он слегка приподнялся, медленно стянул с головы мокрую, липкую от крови бандану. Протерев ей грязное лицо, посмотрел на левую руку… Два пальца — средний и безымянный висели с внешней стороны ладони на тонких лоскутах отсвечивающей в слабых лучах затухающего пожарища красной кожи. Мизинца на ладони не было вовсе. Правой рукой лейтенант беспрестанно ощупывал пространство вокруг себя, пытаясь что-то отыскать…
Наконец, здоровая ладонь наткнулась на видеокамеру. Он поднял ее, положил на колени, бережно протер объектив все той же окровавленной головной косынкой. Потом, нажав на кнопку, запустил съемку, приподнял миниатюрный аппарат и запечатлел последнее пристанище товарищей. До конца исполнив приказ майора Коваля, Грунин извлек из камеры мизерную — со спичечный коробок кассету и засунул ее под резинку собственного носка. Камеру отбросил к ногам, подтащил за ремень ранец, покопался в нем, вытащил связку тротиловых шашек, снял с крепления разгрузочного жилета последнюю гранату и лег на спину…
Несколько фонарных лучей лихорадочно метались от одной рытвины к другой и все увереннее приближались к разгромленной позиции русских бойцов.
— Мертвый, собака… — послышалось неподалеку от лейтенанта, но чеченских голосов тот не слышал, полагаясь только на глаза под короткими опаленными взрывом ресницами.
— Смотри, Ахмед, плеер что ли лежит?
— Где?..
— Вон у ног того федерала…
— Это камера, Рустам… Дорогая видеокамера!..
Еще трое бандитов, привлеченные диалогом Ахмеда и Рустама, поспешили посмотреть на ценный трофей. Но стоило всем пятерым приблизиться к находке, как в метре — там, где неподвижно лежал федерал, раздался страшной силы взрыв, далеко раскидавший тела незадачливых мародеров…
Глава пятая
Санкт-Петербург
После полудня на свалку — в гости к Георгию Павловичу, пожаловал нынешний командир «Шторма» — полковник Маслов. Оставив служебную «Волгу» у главного въезда Дмитрий Николаевич вызвал «директора» зловонного предприятия и, выбрав место так, чтобы ветер отгонял в сторону местные «ароматы», прогуливался с давним другом по асфальтовой дорожке. Рядом с подтянутым и стройным полковником пополневший Жорж, с раздолбанными ботинками на ногах, одетый в ужасный мешковатый костюм, казался неуклюжим, неповоротливым, несуразным. Движения его были вялыми, неловкими; на лице отчетливо читалась неуверенность…
— Совсем народу в «Шторме» не осталось. Совсем… — сокрушался Маслов. — Намедни восьмерых похоронили…
— Кого?! — с тихим удивлением вопрошал подполковник.
— Валю Коваля, Петровича… Остальных ты, наверное, не знал, — все молодые, пришли после твоего увольнения…
— Что ж не позвал проститься? — немного обиженно буркнул пенсионер.
— Извини, Георгий, замотался я тогда до предела. Толпа родственников у кабинета; оформление документов, пособий; организация похорон… В общем, сам знаешь.
Мужчины с минуту помолчали…
— Полтора десятка человек по госпиталям томится, — снова пожаловался командир спецназа. — Об истории со Стасом Торбиным ты, верно, слышал…
Собеседник кивнул. Маслов с тяжелым вздохом продолжал:
— Недавно и Сашка Баринов двинул по его стопам.
— Как это?
— А вот так. Перерезал глотку какому-то предателю из ФСБ и был таков. В точности как Торбин.
— Во дают!.. — удивленно покачал головой подполковник. — Видать совсем довел мужиков этот беспредел, коль сами изменников находят, сами судят, сами казнят…
— Где-то в глубине души я понимаю ребят — правды в этой стране не сыщешь и никогда не добьешься. Вор на дураке сидит и предателем погоняет…
Он достал пачку сигарет, предложил приятелю и закурил сам, пытаясь спастись от запахов, источаемых мусорным могильником.
— Значит, совсем стало с людьми туго?.. — из-под бровей глянул на полковника Георгий Павлович, доставая из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку.
— Не то слово, Жорж! Ты же знаешь, сколько нужно времени, чтобы вырастить приличного профессионала. А ведь бандиты в горах тоже не сидят без дела — уровень их подготовки возрос многократно! Это уже не те, кого можно было брать голыми руками в первую компанию. В «Шторме» осталось два капитана: один здесь, другой в Ханкале — третий срок без передыху мается. Ну, парочка надежных прапорщиков-снайперов. Вот и все мои кадры на сегодняшний день. Остальные — сплошь зеленый молодняк, который минимум год за ручку водить надо, а не в горы посылать…
— Да-а… Времена настали!.. А Костя Яровой?
— Что Костя!? Ему перебитые берцовые кости сращивают. Еще не известно, сможет ли нормально ходить…
Отвинтив крошечную пробку, Георгий молча протянул емкость другу. Тот глотнул обжигающего, чистого спирта, по давней традиции «Шторма» сделал несколько затяжек табачным дымом вместо закуски и вернул фляжку. Затем, то ли с сожалением, то ли с порицанием наблюдая, как Извольский до конца осушил плоскую посудину, внезапно остановился посреди асфальтовой дорожки и схватил его за руку…
— Слушай, Жорж!.. Возвращайся к нам! — с какой-то неистовой мольбой и отчаянием в голосе попросил он. — Ты же моложе меня и… как ты можешь спокойно работать здесь — в этом зловонии и по колено в дерьме!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88