После этого злодеяния Голиков вскоре (нечего стало делать в Башкирии) переводится в Сибирь, в Красноярск, а конкретнее – в район Ачинска и Минусинска, в район действия Горно-Партизанского отряда Соловьева.
Вот только непонятно, как мог Соловьев держать в напряжении, а тем более разорить «громадную Енисейскую губернию с ее хлебом и золотоносными рудниками»?
Енисейская губерния была действительно громадна по территории и сказочно богата. Ну и как бы Соловьев со своим отрядом, численность которого колебалась от пятидесяти до пятисот человек и место действия которого не выходило за радиус в сто километров, мог ограбить целую губернию с ее хлебом, скотом и золотоносными рудниками? Куда же он девал бы награбленные тысячи пудов хлеба, тысячи лошадей и сотни тысяч овец? Закапывал в землю? Топил в Енисее? Чепуха. Эта масштабность деятельности Соловьева понадобилась, видимо, биографу Голикова, дабы придать побольше значимости своему персонажу.
На самом деле у Соловьева в пределах одного-двух уездов, а вернее, двух-трех десятков деревень была одна задача – помешать продотрядам, разверстке грабить крестьян. Да, продотряды отбирали у крестьян последнее пропитание, свозили его на ссыпные пункты, в общественные амбары, и, пока еще не успели отправить обозами на железнодорожные станции, случалось, отряд Соловьева опустошал ссыпные пункты и раздавал хлеб обратно крестьянам. Если же хлеб или мясо забитого скота отправлялось уже обозами на железнодорожные станции, Соловьев нападал и на обозы. Впрочем, комиссары продразверстки, большевики, не очень-то и заботились об отправке продовольствия, отнятого у крестьян: им важно было отнять это продовольствие, оставить население голодным и холодным, то есть, по их мнению, более беспомощным и покорным.
Так кто же «держал в напряжении и разорил громадную Енисейскую губернию с ее хлебом и скотом»? – продотряды, насчитывающие тысячи продкомиссаров и продагентов, рыскавших по всем деревням и держащих их всех под контролем, или небольшой отряд Соловьева, прятавшийся в тайге?
И если Соловьев «держал в напряжении и разорял», то почему же он пользовался неизменным сочувствием, симпатиями и поддержкой местного населения, и не только русских крестьян, но хакасов, называемых тогда инородцами? И почему же тогда в многочисленных секретных сводках, информациях, уже приводимых нами в достаточном количестве, то и дело читаем: «Отношение населения к Соввласти заметно ухудшилось на почве недостатка семян и отказа в выдаче семенного хлеба», «крестьянство относится к власти РКП с недоверием и даже враждебно». Неужели крестьяне не смогли разобраться: кто их грабит – Соловьев или советская власть?
Одно правильно было в том абзаце о Голикове, который мы «разобрали» по косточкам, что «главные надежды возлагались на его… тамбовский опыт».
Но вообще-то говоря, для меня остается загадкой – зачем и почему восемнадцатилетнего расстреливателя командировали в Сибирь?
Енисейские, Ачинские, Минусинские пространства с их волостями: Аскизской, Усть-Абаканской, Усть-Фыркальской, Знаменской, Таштынской, Новомихайловской, Бейской, Шушенской, Кызыльской, Ужурской, Шарыповской и другими – были напичканы чоновскими отрядами, подчинявшимися центру ЧОНа в городе Красноярске. Количество чоновцев в регионе исчислялось не сотнями, а тысячами. Что же мог прибавить к этому один восемнадцатилетний чоновец, пусть даже и с кубанским, пусть даже и с тамбовским опытом?
Было бы понятнее, если бы его прислали сюда с его 58-м полком, было бы понятнее, если бы Красноярский совет ЧОН сделал запрос в центр: пришлите, мол, нам какого-нибудь Наполеона или Цезаря, который бы «пришел, увидел и победил». А то молодой (по летам) чоновец свалился на Красноярский ЧОН как снег на голову с расплывчатым предписанием дать ему должность не ниже командира батальона. Чтобы дать ему такую должность, пришлось освободить от командования батальоном некоего Касьянова. Предписание центра хочешь не хочешь, а приходится выполнять.
Надо сказать, что обстановку молодой комбат оценил сразу и правильно. Он писал: «Большая часть местного населения поддерживает Соловьева, легенда о неуловимости Соловьева и его людей имеет под собой серьезное основание… всякие оперативные приемы, пахнущие стратегическим духом, здесь не приведут ни к чему»…
Но, с другой стороны, не привел ни к чему, как увидим, и весь кубанско-тамбовский опыт, накопленный чоновцем за предыдущие годы.
Ясно одно: красноярские чоновские власти запроса в центр о присылке к ним подкрепления не делали. А центр не мог в тонкости знать положение дел в Красноярском регионе. Значит, либо Голиков сам просился туда, где пока еще можно было пострелять (порасстреливать), либо, поскольку все на бывшей российской земле уже поутихло, придавленное железобетонной плитой большевистской диктатуры, то не знали, куда бы пристроить воинственного чоновца (или как от него избавиться?), и воспользовались тем, что вот еще… Соловьев… и хакасы его поддерживают и надобно их хорошенько проучить… А время начало потихоньку меняться. Нэп. Ленин уже в Горках в полном маразме, с разжиженным мозгом. Свердлова уже нет. Троцкий уже не главнокомандующий. ЧОН как таковой себя уже исчерпал. Есть ОГПУ (а потом НКВД), а Голикову хочется еще пострелять… Соловьев в этом случае был просто находкой.
В Ачинско-Минусинский район (чтобы не употреблять словечко «регион») Голиков приехал с полным набором «тамбовских» средств. И главное среди них было – заложничество. Его взбесило, конечно, то, что никто не сочувствует, не содействует ему, как представителю новой власти, и что он оказался обложенным вокруг, словно ватой, недоброжелательностью, враждой, немотой… Нет, то есть, в быту хозяйка дома Аграфена Александровна, подавая ему ежедневно мясо, говорила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34