Молодой, но уже обремененный многочисленной семьей (четверо детей), художник буквально бедствовал, когда на него свалилось приглашение Тенишевой. Всей семьей переехали в Талашкино. Можно было теперь отдохнуть от изнурительной борьбы за существование. Благожелательная атмосфера, любимое дело (уже и до Талашкина в Малютине билась жилка «художника-прикладника), материальная обеспеченность – все это дало возможность, с одной стороны, раскрыться удивительному таланту художника и мастера, а с другой стороны – рас-цзесть талашкинским мастерским.
Автор монографии о С. В. Малютине Алина Васильевна Абрамова справедливо пишет: «Три талашкинских года Малютина равны по своему значению целой творческой жизни иного художника. Не создай Малютин после Талашкина ничего больше, и то его имя вошло бы в историю русского искусства».
Почему же – три года? Говорят о ссоре Малютина с Тенишевой, о том, что слишком легко его сманили в Москву преподавать рисование в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, причем симпатии в этих разговорах, конечно, на стороне художника. Княгиня-де навязывала ему свой вкус, проявляла своенравие (если не деспотизм), вмешивалась в творческие дела художника, руководство мастерскими мешало заниматься ему собственной живописью.
Но здесь, мне кажется, надо раз и навсегда решительно заступиться за хозяйку Талашкина.
Приглашение Малютина с семьей в Талашкино дало ему спасительную передышку, как мы уже говорили, от борьбы за существование. Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба художника и как потекла бы его жизнь без этой желанной и спасительной передышки.
«Врубель во время своего пребывания в Талашкине указал мне на художника Малютина, как на человека, вполне подходящего для моего дела и по характеру своего творчества могущего выполнить все мои художественные затеи. Киту пришлось по делам быть в Москве, и я поручила ей отыскать Малютина, переговорить с ним и пригласить к себе в Талашкино на постоянную службу. Она застала его в ужасающей нищете, у него была жена и несколько человек детей. Он охотно отозвался на мое предложение и приехал к нам со всей семьей. Он оказался очень полезным и, по-видимому, сам увлекся моими задачами и целями».
Дягилев, увидевший, как живет Малютин в Талашкине, воскликнул: «В какие благоприятные условия попал Малютин, оставив свое Замоскворечье, не приносившее ему удачи и лишь растравлявшее усталые нервы».
В Талашкине по собственному проекту (на средства княгини, конечно) Малютин построил себе великолепный дом, к сожалению не сохранившийся до наших дней. Об отношении к Малютину, между прочим, говорит и тот факт, что старшую дочку художника, девочку Олю, княгиня взяла к себе в дом, чтобы руководить ее воспитанием. Она поселила ее на половине Екатерины Константиновны, для детских игр и забав приставила к ней двух таких же маленьких девочек (дочек садовника и прачки), а потом и учителя.
«С тех далеких пор Ольга Сергеевна запомнила ярче всего пруды с черными лебедями, чудесную белую с золотом мебель, обшитую шелком, белый рояль, бронзовые канделябры, огромную хрустальную люстру…
Зимой все разъезжались из Талашкина, и девочка оставалась вдвоем с княгиней Святополк-Четвертинской, кончалась пора игр и удовольствий, учитель приходил регулярно заниматься по всем предметам.
Самыми радостными днями были те, когда Четвертинская брала девочку с собой во Фленово, обе они надевали лыжи и шли лесом и полем по нетронутому снегу. Деревья в белом одеянии напоминали те, которые рисовал отец, рассказывая сказки. Хотелось к своим, в нарядный и сказочный дом на большаке, который к тему времени был построен по рисункам и чертежам Сергея Васильевича».
Надо помнить, оценивая разрыв Малютина с Талашкином, что характер у художника был отнюдь не ангельским. Вспомним, в частности, два других, предыдущих эпизода в его биографии.
По окончании училища живописи Малютин начал работать над большой картиной, написание которой дало бы ему звание классного художника. В отведенной ему училищем мастерской он долго и усидчиво работал над этюдами и эскизами к этой картине. Но вот его учитель В. Е. Маковский сделал ему какое-то пустяковое замечание (по поводу шума в мастерской), Малютин вспылил, бросил картину. Не получил звания классного художника и на всю жизнь рассорился с Маковским.
Позже Малютин получил заказ от Исторического музея на большое панно. «Художник находился тогда в расцвете творческих сил. Задумана была, судя по сохранившимся двум маленьким эскизам, грандиозная картина». Но – ссора с дирекцией музея, и годовой труд зачеркнут, картина написана не была. Из-за чего ссора, интересно узнать? Художник испачкал красками пол в зале музея, и ему сделали замечание. Причем в ссоре, как видно, художник вызвал резкое раздражение у дирекции. Об этом говорят два маленьких документа.
«Управление Исторического музея не нашло возможным поручить Вам написать картину „Куликовская битва“ и просит вернуть взятые взаимообразно 300 р.».
Вернуть долг он не мог очень долго. (Заметим, что в Талашкине ему было положено жалование как раз 300 рублей в месяц.) И следующее: «Ввиду распоряжения августейшего председателя музея открыть для публики Владимирскую и Суздальскую залы, управление музея имеет честь покорнейше просить Вас немедленно озаботиться уборкою из Суздальской залы Ваших эскизов и принадлежностей рисования».
За почтительной формой скрывается тут кипящий от раздражения тон. По сравнению с этими записками «прощальная» расписка княгини Тенншевой о том, что она не имеет к художнику никаких «денежных, вещевых, личных и всякого другого рода претензий», по сдержанности тона и по корректности – идиллический документ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66