Вдруг все перед Надей покачнулось и поплыло. Ей показалось, что она падает, потому что Казимир Францевич странно передвинулся кверху, чуть ли не к потолку, чуть ли не повис около потолка, и все вокруг синее, голубое, и нет опоры, одна только расплывчатая зыбкая синева.
Через мгновение все вернулось на свои места. Надя сидит на стуле. Казимир Францевич нашлепывает концом ножа гарнир на кусочек мяса. Глаза его опущены в тарелку. Потом он поднял их на Надю, обыкновенные голубые глаза, улыбнулся и тихо сказал:
– Извините меня. Это я виноват. Это ребячество с моей стороны, но я не должен быть легкомысленным, извините.
Вскоре между молодой женщиной и семидесятилетним (все-таки оказалось, что семидесятилетним) стариком установились добрые дружеские отношения. Новые знакомые иногда сидели в качалках в тени развесистого платана, иногда прогуливались по аллеям старинного парка и, уж во всяком случае, трижды в день встречались за столом, говоря друг другу: «Здравствуйте», «Приятного аппетита» и еще раз «Приятного аппетита», если кто-нибудь из них уходил из-за стола раньше другого, загадочное головокружение и еще более того загадочное извинение профессора не выходило из головы у Нади. Но уже на третий день Казимир Францевич решил объяснить. В это время они сидели в удобных плетеных креслах и смотрели в синее море.
– Я, конечно, не должен злоупотреблять своей силой. В сущности, мне даже запрещено. Запрещено, как боксеру, например, запрещается применять кулак. Кулак боксера считается оружием наравне с гирей, железной болванкой или даже ножом. Но что нож и гиря по сравнению с оружием, которым владею я!
Надя посмотрела на профессора даже с испугом.
– Вы слышали что-нибудь о телепатии?
– Н-немного. Кажется, это вроде гипноза.
– Хм, гипноз игрушка, хотя принципиально эти вещи одного порядка, одной сути. Но гипноз – это когда я смотрю вам в глаза и передаю свою волю в непосредственном контакте. А вот если расстояние между нами несколько тысяч километров?
– Вы хотите сказать, что это возможно?
– Странно, почему вы сомневаетесь. Если в вашем распоряжении есть какая-нибудь батарейка и несколько паршивых проволочек, вы способны направить в эфир волну, и где-нибудь в Австралии ее поймают при помощи батарейки и нескольких паршивых проволочек. Но я – человек. Я сам источник энергии.
Тут профессор увлекся, в его рассказе замелькали мудреные выражения: «функциональная направленность», «ионные изменения», «генерация волн», «биотоки мозга», «интрацеллюляры» и даже «перецеллюляры».
Надя наморщила свой лобик, чтобы если не осмыслить, то сделать вид, что старается, и Казимир Францевич спохватился:
– Ну да, я понимаю, что непривычно. Одним словом, я – человек – способен забросить в эфир свою волну, а вы – другой человек – способны поймать ее, как бы далеко вы ни были от меня в это время. Потрясающее своеобразие биосвязи состоит в том, что все, что я вам передам, внушу, вы не будете воспринимать как волю, навязанную извне, но как свое собственное сокровенное желание.
В это время Надя достала из сумочки шоколадный трюфель, медленно развернула его, обдула коричневую пыльцу и откусила.
– Вот-вот, – обрадовался Казимир Францевич, – вы захотели съесть конфету. Чего проще, при чем тут чужая воля? Так знайте же, что это я, я внушил вам желание съесть конфету, это была моя воля, а вы лишь приняли ее за свою. Понимаете, наш организм снабжен всем необходимым для передачи мыслей непосредственно из глаз в глаза без помощи дополнительных колебаний, и не только из глаз в глаза, но и на дальние расстояния. Однако, к сожалению, мы лишены возможности пользоваться аппаратурой. Вроде как в приемник, который вы купили в ГУМе, забыли вставить предохранитель – стеклянную трубочку с волоском. Или еще проще: вы не знаете, что нужно повернуть ручку и включить приемник. И вот приемник молчит, несмотря на то что у него есть все для приема любой волны из эфира. И поделом. Представьте, если бы мы насквозь видели мысли, мечты, помыслы друг друга, а тем более если бы мы могли внушать друг другу все возможные желания и действия, но каждый из нас не подозревал бы, что он действует не по своей воле. Вероятно, мы, человечество, в детском возрасте. А детям не дают в руки спичек, ножей, огнестрельного оружия или ядовитых таблеток. Подрастут, и все у них будет. Мы еще не подросли. Однако некоторые индивидуумы по случайности получили спички раньше времени. Я – из них. – Казимир Францевич откинулся и засмеялся. – Хотите оказаться в Париже?
Пространство снова покачнулось перед, Надей. Морская синева разломилась на куски, на квадраты, на прямоугольники. Прямоугольники оформились в серые многоэтажные дома, замелькали автомобили, послышалась незнакомая торопливая речь. Потом сквозь дома и суету разноцветной толпы снова проступило синее море. И старик на плетеном стуле, и собственные Надины руки и ноги. И слегка звенело в голове, как после удара или когда проснешься и сразу же резко вскочишь на ноги.
– Вы побывали сейчас на Гревской площади. Не правда ли, занятно? Скажите, какая в Париже погода? Дождь или солнечно, как у нас в Крыму?
– К-как будто пасмурно… Но ведь это просто гипноз? Да? Просто вы мне внушили? Я ведь не была в Париже на самом деле?
– Ну что вы, то, что произошло с вами, сущие пустяки. Хотите, я расскажу вам случай из своей практики? Я жил в Сибири, Ко мне пришла старушка с просьбой рассказать что-нибудь о ее сыне, пропавшем в гражданскую войну. Ушел с белой армией, и больше ничего не известно. А я, значит, в роли гадалки. Карты, кофейная гуща и прочее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106