Сколько туристов, сколько художников, сколько иску
сствоведов проехало взад и вперед по этому пути, сколько внимательных, п
ристрастных взглядов обшарило здесь каждый метр расстояния. Известно, ч
то каждый турист, художник, искусствовед Ц если еще не состоявшийся, то п
отенциальный собиратель, и уж конечно палец ему в рот не клади, то есть есл
и бы увидел он около самой дороги в тридцати шагах церковь, то захотел бы о
бойти ее вокруг, а обойдя, заглянуть внутрь, а увидев… говорить смешно, два
дцать раз смешно надеяться на неожиданную находку на шоссе Москва Ц Яро
славль в тридцати шагах от асфальта.
Но церковь была отворена, и я решил войти. От самого порога меня встретила
гора овса. Зерно лежало метровым слоем. Если бы я захотел идти дальше, идти
нужно было бы по зерну. Разумеется, я пошел. Потом мне пришлось высыпать о
вес из ботинок, а также из отворотов брюк, но это потом, гораздо поздже. Зав
складом, женщина, шла по овсу мне навстречу.
Ц Ходим по овсу яко по суху, Ц попытался пошутить я.
Но суровая женщина даже не улыбнулась. Она встретила меня неприветливо,
и все из-за того, что торопилась домой обедать. Это совсем некстати: я успе
л увидеть высоко, под церковным куполом, большую, совершенно черную икон
у, загораживающую окно. Впрочем, вся церковь была не высока, обыкновенной
крестьянской лестницы хватило бы долезть и снять.
Женщина выпроводила меня из склада, а я, отступая, не спускал глаз с черной
доски, стараясь если не зрением, то прозрением угадать сюжет. Мне предста
вилось, что на иконе изображен «Никола Зарайский» с житием.
Бесцеремонно выпроводив меня, кладовщица ушла обедать. У меня не оставал
ось теперь другого выхода, как терпеливо ждать ее, сколько бы ни пришлось.
Обед, ужин, завтрак Ц все нужно перетерпеть и дождаться. Я ходил вокруг це
ркви и любовался этим маленьким, изящным сооружением семнадцатого стол
етия. Но больше всего меня удивили не кокошники над каждым окном и не форм
а купола, воспроизводящего пламя свечи, а то, что еще одно окно оказалось з
агороженным иконой, но только живописью наружу, в сторону улицы. Ниша окн
а была достаточно глубока, но все же дожди смыли самый верхний, самый черн
ый слой олифы, и на этой иконе, в отличие от первой, ясно различался сюжет. Э
то была «Ветхозаветная Троица». Удивительно, что дожди не смыли всю живо
пись до конца, до белой доски.
Прошло два часа. Кладовщица не возвращалась. Потеряв терпение, я отправи
лся искать ее дом. Мне показали. Оказывается, она давно отобедала и теперь
хлопотала по хозяйству, кормила кур. То, что я до сих пор не уехал, удивило с
ердитую женщину. Я заметил, что после обеда настроение ее немного улучши
лось. Она даже вступила со мной в разговор.
Ц Ну и что вам от меня нужно?
Ц Я хотел бы посмотреть икону, которой заколочено верхнее окно.
Ц Вы ее видели.
Ц Я хотел разглядеть ее вблизи.
Ц Я, что ли, за ней полезу наверх? Нужна лестница. А лестницы у меня нет. Есл
и хотите, ищите сами, только недолго, мне нужно ехать в деревню, там у меня е
ще один склад.
Ц Тоже церковь?
Ц Сарай.
Ц Вы скажите мне, у кого есть лестницы, я пойду и спрошу.
Ц Ищите сами.
Я обошел несколько домов поближе к церкви, чтобы не тащиться с лестницей
через все село, и в одном доме дали мне высокую легкую лестницу. Крестьянк
а, хозяйка лестницы, пошла со мной. Как видно, ее разобрало любопытство: чт
о за икона может оказаться в давно закрытой церкви.
Докарабкавшись до верхней ступеньки, я увидел, что икона тоже, как и церко
вь, семнадцатого века, что это действительно «Никола Зарайский» с житием
и что она в ужасном, катастрофическом состоянии. Я подергал икону, провер
ить, крепко ли она приколочена. Кладовщица заметила и закричала:
Ц Нечего, нечего! Отшивать нельзя.
Ц Почему же нельзя отшить? Ц спросил я, спустившись вниз и вытирая руки
от жирной пыли.
Ц Отошьешь, а мне в окно и дождь, и снег, и всякая сырость. Окно на северную
сторону, ни за что не дам отшивать, нельзя.
Ц Окно заделаете досками.
Ц Я, что ли, буду заделывать?
Ц Я дам вам денег, вы наймете колхозников или попросите мужа.
Ц Буду я бегать по всей деревне нанимать. Если хотите, нанимайте мужиков
сами, только скорее, мне нужно в другую деревню, там у меня еще один склад.

Это был тяжелый, сердитый, но все-таки деловой разговор. Через четверть ча
са я привел мужиков с топорами и досками, а еще через пять минут икона была
внизу, вынесена из церкви и положена на траву живописью к летнему небу.
Катастрофическое состояние иконы было теперь еще виднее. Ее нельзя было
не только везти в Москву, но даже нести до машины. Весь живописный слой до
последнего квадратного сантиметра шелушился мелким, то есть самым злым,
шелушением. Чешуйки были крохотные, но все же можно было разглядеть, что у
каждой чешуйки загнулись кверху четыре уголка, а держится она только сво
ей серединкой. Чешуек было бесчисленное множество, и оттого икона выгляд
ела белесоватой, как бы обсыпанной известью. Ее нельзя было даже вытерет
ь тряпочкой от пыли. Если бы провести по ней плотно ладонью или стукнуть т
орцом о землю, шелуха отлетела бы от доски. Нужно было оставлять икону на м
есте, прислонив ее к церковной стене, или попытаться спасти.
Операция по спасению состояла в следующем: купить десяток яиц, отделить
белки от желтков, после чего белки хотя бы и выбросить, а желтки очень жидк
о развести в воде. Получившейся желтенькой, содержащей в себе клейкие ве
щества водичкой нужно было смочить все чешуйки, попросту говоря, всю ико
ну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62