Я как только взглянул в передний угол, так и отозвалось, как говорят медик
и, в области сердца. Среди заведомо заурядных икон, стоящих на полочке в пе
реднем углу, одна выделялась уж тем, что оклад на ней был только по краям. В
середине доски он открывал большое черное пятно, и было это пятно по силу
эту Ц «Спас оглавный». Лик потемнел настолько, что все тут было по бригад
ировой формуле: черно, ничего не видать, но все-таки и проглядывает.
Проглядывал не простой лик, но лик, написанный большим мастером. Живопис
ец придал Спасу какое-то странное, почти угрюмое выражение. Горечь, скорб
ь, упрек, чуть ли не презрение дремали в краешках резко опущенных губ и в т
яжелом укоряющем взгляде. «Что же вы? Я вас учил, принял за вас муки и крова
вую смерть, а вы? Эх вы, людишки!»
Конечно, такая трактовка образа Христа расходится с самой сутью его учен
ия, его принципов, его отношения к людям, ибо главная сущность христианст
ва в том и состоит, чтобы ни в коем случае не упрекать, не обижаться, а тем бо
лее не презирать. Но что же делать, если живописец вложил в своего Спаса им
енно это.
Теперь Ц спокойствие и спокойствие. Икона должна пройти три постепенны
х стадии, прежде чем мы начнем с ее хозяйкой решительный разговор.
Во-первых, не всегда можно снять икону с киота. Здесь нам позволили, и одно
это было уже неплохо.
Во-вторых, нужно во что бы то ни стало выпросить разрешение снять оклад, ч
тобы разглядеть живопись и доску и ради того, что, когда икона в окладе, хо
зяйке труднее с ней расстаться. Эта вторая операция почти всегда удается
. Хозяйке становится и самой любопытно: а что же там под ризой? Хозяйка сам
а дает сахарные щипчики для отгибания и выдергивания гвоздиков.
Наконец риза снята. Под ней много паутины, пыли, высохших до невесомости м
ух. Хозяйка пытается мокрой тряпочкой протереть икону. Этого делать нель
зя. Икона не терпит влаги. Осуждающе отстраняете вы руку хозяйки с мокрой
тряпкой. И в этом отстранении есть уже оттенок того, что снятой с киота, ра
здетой иконой теперь распоряжаетесь вы.
Всякий разговор о продаже иконы богомолки встречают в штыки. Иногда чувс
твуешь, что оборона может быть преодолена, а иногда предчувствие сразу г
оворит, что, сколько ни убеждай, сколько ни проси, ничего на выйдет.
Обычно даже так: чем энергичнее, чем возмущеннее и громче возражает влад
елица иконы в первые минуты атаки, тем легче она потом сдается. Если же ска
жет тихонько: «Нет, люди добрые, икону я не отдам», Ц так и будет.
Тетка Пелагея именно спокойно и тихо сказала:
Ц Материно благословение. Если я ее отдам Ц ничего уж у меня не останетс
я. Пустая изба. Когда помру Ц приходите, берите.
Бригадир сокрушался: «Эх, зря мы обнаружили наш интерес, зря раскрылись. С
колько раз я заходил к ней в избу, все двери отворены, сама у соседки языко
м чешет или в огороде копошится в рядах. Я бы вам эту икону обязательно у т
етки Пелагеи украл. И послал бы посылкой, если она вам нужна. А теперь Пела
гея знает наш интерес, теперь нельзя».
По глазам бригадира нельзя было сказать наверное, что он совсем отказалс
я от мысли утащить икону, и мы, прежде чем уехать, долго внушали ему, что укр
аденную икону мы будем вынуждены привезти тетке Пелагее обратно и таким
образом воровство обнаружится.
Расстались мы если не как друзья-приятели, то как старые знакомые. Только
что не выпили для скрепления знакомства и освящения дружбы.
В третьей деревне… впрочем, почему же в третьей Ц в двадцатой, тридцатой,
сороковой… мы остановились по наитию у крайнего дома и через пять минут
знали, что у тети Паши хранится после разрушения церкви настоящая чудотв
орная икона. И хотя икона могла оказаться вовсе не интересной с точки зре
ния живописи и собирательства и хотя не было никаких надежд на эту икону,
если бы даже она оказалась рублевской, все же не посмотреть на настоящую
чудотворную было никак нельзя.
Дом у тети Паши оказался на замке. Соседка, чистившая на крылечке морковь,
посоветовала:
Ц На зады ступайте. Она с серпом на зады пошла, режет картофельную ботву.

Увидев нас издалека, тетя Паша распрямилась и не резала больше, не нагиба
лась, ждала, когда подойдем и объясним, в чем дело. Она оказалась не старой
женщиной, правда несколько блеклой, будто живет без солнца и воздуха.
Тетя Паша охотно повела нас в избу, хотя и поглядывала искоса: что за окази
я, молодые люди, а заинтересовались иконой. По пути она рассказывала нам п
ро свою святыню:
Ц Явилась она около родничка. У нас между двумя селами глубокий овраг, в
овраге родничок. Вода светлая, студеная. Вокруг самого-то родничка Ц сру
б. Вокруг сруба Ц осока и белые душистые цветы. Чистое место, свежесть. Та
м в осоке около родничка она и явилась. Нашел ее мальчик девяти лет. Ну, тог
да дети были воспитанные. Мальчик свою находку принес в церковь, к священ
нику. Что ж, поставили ее в церкви, помолились и разошлись. А ночью она исче
зла.
Ц Из запертой церкви?
Ц То-то вот и оно. Исчезла, как и не было. Догадались посмотреть около родн
ичка. Пошли, а она в осотке на прежнем месте, где и нашел ее девятилетний ма
льчик. Ну ладно. Опять принесли ее в церковь, опять помолились, а в душах Ц
смятенье.
Ц Значит, недавно дело было, если вы так подробно помните?
Ц Что вы, это было давно, в старину. Рассказывают, передается.
Ц Вы так рассказываете, будто сами присутствовали при этом.
Ц Мне и самой иногда кажется, что я там была. Наверное, потому, что теперь-
то я на нее как следует нагляделась. Привыкла к ней, и кажется мне, знаю ее д
авно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62