Он, который мог входить в любую мелочь, когда речь шла о строительстве, проявлял заметное равнодушие, когда я рассказывал ему об этой социальной области моей работы. Британский посол в Берлине, во всяком случае, оценивал ее выше, чем Гитлер.
Моим постам в партии я обязан первым приглашением весной 1934 г. на официальный вечерний прием, который давал Гитлер в качестве партийного лидера и на который приглашались и женщины. В большой столовой квартиры канцлера мы разместились за круглыми столами группами по 6-8 человек. Гитлер переходил от стола к столу, произносил несколько любезностей, просил познакомить его с дамами, и, когда он подошел к нам, я представил ему свою жену, которую я до сих пор скрывал от него. «Почему Вы так долго лишали нас общества Вашей жены?» — спросил он несколько дней спустя, в узком кругу, явно находясь под впечатлением. Я действительно избегал этого, не в последнюю очередь потому, что испытывал заметную антипатию к тому, как Гитлер обращался со своей любовницей. Сверх того, как я считал, это было делом адъютантов — пригласить мою жену или обратить на нее внимание Гитлера. Но от них нельзя было ожидать знания этикета. И в поведении адъютантов в конце концов отражалось мелкобуржуазное происхождение Гитлера.
Моей жене Гитлер не без торжественности сказал в этот первый вечер знакомства: «Ваш муж воздвигнет для меня здания, каких не возводили уже 4 тысячи лет». На Цеппелинфельде каждый год устраивали демонстрацию партийных функционеров среднего и низшего звена, так называемых управляющих (амтсвальтеров). В то время как штурмовики, трудовая повинность и, уж конечно, вермахт во время своих манифестаций производили большое впечатление на Гитлера и гостей своей жесткой дисциплиной, оказалось трудным представить в выгодном свете амтсвальтеров. Они большей частью наели солидные животы на своих синекурах; от них решительно нельзя было добиться, чтобы они держали строй. В оргкомитете по подготовке съездов проводились совещания, где обсуждался этот недостаток, уже давший Гитлеру повод к ироническим замечаниям. Мне пришла в голову спасительная идея: «А давайте мы их выпустим в темноте».
Я представил свой план руководству оргкомитета по подготовке съезда. За высокими валами поля во время вечернего мероприятия нужно поместить тысячи знамен всех городских партийных групп Германии и по команде «излиться» десятью колоннами в десять проходов между марширующими амтсвальтерами. При этом знамена и венчающие их сверкающие орлы должны были подсвечиваться таким образом, чтобы одно это производило эффект. Но это мне еще показалось недостаточным: мне как-то случилось видеть наши новые зенитные прожектора, посылавшие луч на несколько километров, и выпросил у Гитлера 130 штук, Геринг поначалу, правда, чинил некоторые препятствия, потому что эти 130 прожекторов большей частью представляли собой стратегический резерв. Однако Гитлер успокоил его: «Если мы выставим их здесь в таком большом количестве, то за границей подумают, что нам их некуда девать».
Эффект значительно превзошел мою фантазию. 130 резких лучей, расположенных вокруг всего поля на расстоянии всего 12 метров друг от друга, достигали высоты в 6-8 километров и там соединялись в сияющую плоскость. Так возникал эффект огромного помещения, причем отдельные лучи смотрелись как огромные пилястры бесконечно высоких внешних стен. Иногда через этой световой венец проходило облако и придавало грандиозному эффекту сюрреалистический оттенок. Я думаю, что этот «световой собор» стал родоначальником световой архитектуры такого рода, и для меня он остается не только прекраснейшим, но и единственным в своем роде пространственным творением, пережившим свое время. «Одновременно торжественно и прекрасно, как будто находишься в ледяном дворце», — писал британский посол Хендерсон.
Но в темноту нельзя было задвинуть присутствовавших при закладке зданий сановников, рейхсминистров, рейхс- и гауляйтеров, хотя они выглядели ничуть не более привлекательно. Их ценой больших усилий удавалось построить в шеренгу. При этом они превращались в более или менее обычных статистов и покорно слушались нетерпеливых распорядителей. При появлении Гитлера по команде вставали по стойке «смирно» и выбрасывали вперед руку для приветствия. При закладке Нюрнбергского дворца конгрессов он увидел меня во втором ряду. Он прервал торжественный церемониал, чтобы протянуть руку мне навстречу. Этот непривычный жест произвел на меня такое впечатление, что я поднятой для приветствия рукой шлепнул по лысине стоявшего передо мной франкского гауляйтера Штрейхера.
Встретиться с Гитлером в интимном кругу во время Нюрнбергских съездов было почти невозможно. Он либо уединялся для подготовки своих речей, либо присутствовал на одном из многочисленных митингов. Особое удовлетворение ему доставляло растущее год от года число иностранных гостей и делегаций, особенно если речь шла о западных демократиях. Во время обедов на скорую руку он интересовался их именами и наслаждался заметным ростом интереса к образу национал-социалистической партии.
Хлеб, который я ел в Нюрнберге, я тоже зарабатывал в поте лица, потому что на меня была возложена ответственность за оформление всех зданий, где во время работы съезда выступал Гитлер. В качестве «главного декоратора» я незадолго до начала мероприятия должен был убедиться, что все в порядке, чтобы затем немедленно поспешить на следующий объект. Я тогда очень любил знамена и использовал их, где только мог. Таким образом можно было сделать красочными сооружения из камня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33