– Знаешь, что происходит? Марис обернулась ко мне.
– А ты знаешь? Да? Скажи!
– Они везли гроб, при взлете он сдвинулся и открылся.
– Ты это серьезно?
– Вполне. Я подслушал разговор двух стюардесс, когда ходил в туалет.
– Хороший способ поздравить нас со свадьбой. – Увидев мое лицо, она хлопнула меня по шее. – Я шучу, Уокер. Нечего всюду искать символы. Просто какого-то бедолагу достал-таки двадцатый век. Давай посмотрим.
После долгого ожидания, пока множество людей суетилось под фюзеляжем, двое из похоронного бюро и двое служащих аэропорта вынесли гроб. Странным был его размер – не детский, но и не взрослый тоже. И, наверное, он был очень тяжелым, потому что у всех четверых лица покраснели, а на шее вздулись жилы. Коричневый металлический ящик на первый взгляд казался неповрежденным, но потом наверху, где сломалась крышка, я заметил огненный проблеск алой ткани.
– Теперь он знает, – вздохнула Марис.
– Ты о чем?
– Я думала об этом с детства. Когда вижу гроб, я всегда думаю, что его обитатель теперь знает Великий Ответ: каково это, после смерти. И еще гадаю, повезло ли ему, что уже знает, или нет.
– И Венаск тоже хотел это узнать. Но при всем своем могуществе не мог.
– Может быть, нам не положено знать. – Она посмотрела на меня. – Может быть, нам полагается просто жить как можно лучше и надеяться, что в конце концов все сделаем должным образом.
– А откуда знать, что живешь как можно лучше? Может быть, лучшее, на что ты способен, на самом-то деле никуда не годится?
– Я оптимистка. Я не верю, что бог несправедлив.
– Я люблю тебя, Марис.
– И это одна из причин моего оптимизма.

Часть вторая
ЕГО СОБСТВЕННОЕ ЛИШНЕЕ
Люди создают реальность, которая нужна им, чтобы открыть себя.
Эрнест Беккер
В лунном свете клоун не смешон.
Лон Чейни
Глава четвертая

1
Вену мы застали в разгар январской оттепели. На темной земле виднелись островки снега, а взлетные полосы аэропорта мокро блестели на теплом, клонящемся к вечеру солнце.
Марис, улыбаясь, ждала меня у самолетного трапа.
– Я только что снова заговорила по-немецки, и мне смешно.
– Это не так уж смешно – вернуться сюда. Это здорово. Когда приедем домой, я позвоню в Калифорнию и справлюсь, как там Венаск.
– Уокер, ты звонишь по три раза в день. Я правда думаю, тебе сообщат, если что изменится.
– Это очень важно для меня, Марис.
– Знаю; но, по-моему, ты перебарщиваешь. Дай всему этому немного улечься.
Люди шли к автобусу, который должен был отвезти нас к терминалу.
Я взял ее за руку и потянул к автобусу.
– Пошли, об этом не стоит спорить. Мы дома.
– Ты прав. Я все думаю, как там твой кот? Еще в самолете о нем вспоминала.
– Ему-то что? Рад – радешенек. Всякий раз, как я отдаю его фрау Нут, потом получаю обратно на пять фунтов тяжелее. Когда бы он ни захотел поесть, она пичкает его куриными сердцами.
Пока мы ждали у багажной карусели наш багаж, какой-то экстравагантный тип с выбеленными волосами и в хайтеково-панковском прикиде подошел к Марис сзади и обнял ее.
– Витамин D!
– Привет, Марис! Куда ты запропастилась, черт возьми? Мы обыскали весь Мюнхен.
– Виктор Диксон, а это мой муж Уокер Истерлинг.
– Муж? Ты вышла замуж! Это новость недели. Вы здесь живете или как?
– Уокер, Виктор – гитарист в группе «Витамин D».
– Привет, Уокер! Ты счастливчик, и я тебя ненавижу. Поздравляю. Да, завтра вечером мы здесь выступаем в «Ауди-макс». Не хотите прийти?
– Вы раскрутились, а? Больше не играете в «Онкель Пё»?
– Что ты! Мы на девятом месте в американской «Горячей сотне». И на первом в Германии.
– Знаю. Мы только что из Лос-Анджелеса. Каждый раз, включая радио, я слышала «В небе выходной». Я тобой горжусь! Вы пробились, вам удалось. Он смотрел на нее глазами маленького мальчика, с любовью и жаждой ее одобрения. Ясно, в прошлом между ними было что-то серьезное. Я бы мог возревновать, но почувствовал только гордость. За Марис, за наши отношения. Виктор Диксон был прав, любя ее, и за это он мне нравился.
– Береги ее, Уокер, она чистое золото. Я оставлю несколько билетов в кассе, и можете прийти, если захотите. Марис, я рад за тебя. Все будут рады узнать, что у тебя все в порядке.
Еще раз бросив на нее взгляд, как из огнемета, он ушел прочь. Она подмигнула мне и не увидела, как он последний раз обернулся к ней, прежде чем выйти.
– Что за ним числится?
– Давний, давний роман. Виктор больше стремился к известности, чем к вниманию.
– В его глазах еще виден тот роман.
– Знаю, но он раздувает это. Ты не ревнуешь?
– Нет, горжусь. Горжусь, что ты меня любишь. Он понимает, что потерял. По его лицу видно.
– Интересно. Он всегда так хладнокровен. Мы пытались, но он из тех, кто думает, что не заслуживает любви.
– Не очень-то приятно думать, что ты была с кем-то еще.
– Вот наш багаж. Мне тоже неприятно думать, что ты был женат.
– Ревнуешь?
– Размышляю.
Фрау Нут жила внизу. Ее квартира напоминала хижину Хайди в Альпах. Кругом стояла Ваиет мебель, на стенах висели оленьи рога и скверные горные пейзажи вместе с сотнями пожелтевших фотографий ее умершего мужа Лео, тридцать лет проработавшего кондуктором на венском трамвае. У нее была милая дурная привычка печь совершенно несъедобные кексы и пичкать ими первую попавшуюся жертву, которой слишком часто оказывался я благодаря своему соседству. Фрау Нут была поклонницей Орландо и с радостью брала его под свою опеку, когда мне приходилось уезжать из города. Она открыла дверь, держа его на руках.
– Марис и Уокер, вы вернулись! Поздоровайся, Орландо.
– Как поживаете, фрау Нут? Мы привезли вам подарок из Калифорнии.
– Еще пены для ванны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87