Взглянув на меня через плечо, Марис поспешила прочь. Я бросил последний взгляд на семейство. Папаша взял ребенка на руки. Мамаша поднималась с земли. Ее колени испачкались, и она пыталась улыбаться всем смотревшим на нее. Поистине это были люди с карикатур Джорджа Гроса, и не вызывало сомнений, что это происшествие мало что изменит в их жизни. День, другой – и сегодняшний урок растворится в тумане низости и тупости, окутывающем их жизнь.
Я последовал за Марис. Она шагала еще быстрее, чем раньше, глубоко засунув руки в карманы пальто. Когда я догнал ее и взял за локоть, она быстро обернулась.
– Почему вы не остановили меня, Уокер?
– Зачем? Вы были правы.
– Вы уверены? Но я ударила ее! Это так некрасиво.
– Конечно, не стоило ее бить, но что ж теперь? Может быть, настало время, чтобы кто-то ее поколотил. Пусть ее лечат ее же средствами.
По выражению ее лица я понял, что не убедил ее. Марис пошла дальше.
– Я бы никогда не ударила ребенка. Никогда. Как бы он себя ни вел.
Я решил сменить тему.
– Вам хотелось бы иметь детей?
– О да, хотя я уже становлюсь старовата для этого. По меньшей мере двоих. – Она улыбнулась и немного сбавила шаг. – Двух девочек.
– Девочек? И как бы вы их назвали? Она улыбнулась еще шире.
– Как бы назвала? Не знаю. Джессика и Кеньон.
– Вы уже в порядке после того, что там произошло?
– Не совсем. До сих пор зубы стучат. Вы не отведете меня в какое-нибудь место повеселей? Знаете, что я имею в виду?
Меня озарила идея.
– Знаю в точности! В Вене есть три места, куда я хожу, когда мне плохо. Я отведу вас во все три.
Мы сели на трамвай и поехали по Рингштрассе. Даже под дождем много народу прогуливалось. Посередине улицы медленно катили открытые конные экипажи, полные экскурсантов.
У Шоттентора мы сошли и по Герренгассе направились в центр города.
На Герренгассе расположены барочные дворцы: Испанская школа верховой езды, Национальная библиотека и музей Альбертина. Через улицу находилось кафе «Централь», где Фрейд и Ленин некогда пивали черный кофе и потрясали вселенную.
Иногда по утрам, если повезет, можно увидеть конюхов, выводящих белых и серых липпизанеров из конюшен, расположенных по одну сторону улицы, на конный манеж по другую сторону. Их копыта неописуемо стучат по каменной мостовой.
Когда мы миновали ворота дворца Хофбург и собирались свернуть налево к Кольмаркту, Марис остановилась и взглянула вверх, на одну из статуй перед воротами. Я думал, она хочет сказать что-то про нее или про дворец, но я ошибся.
– Боже мой, как тяжела жизнь, правда, Уокер? Вы когда-нибудь играли в компьютерные игры вроде «Ослика Конга» или «Рудоискателя»? Они ужасны тем, что чем лучше их осваиваешь, тем сложнее и одни лишь наказания! – Это аналогия жизни или вы все еще пытаетесь разобраться, зачем ударили ту женщину?
– И то и другое! Вчера меня ударил Люк, сегодня я ударила кого-то еще. Разве вам не хочется научиться жить? На своих ошибках научиться принимать правильные решения, не чувствовать вины, с толком использовать свою энергию… – Она пожала плечами и вздохнула. – Далеко мы еще от вашего первого счастливого места?
– Пять минут ходьбы. Это парикмахерская.
– Grussgott!
– Ага, вот и наш американец!
Мы вошли и сели между стариком и мальчиком-подростком.
Два парикмахера, владельцы заведения, неотличимые друг от друга седые близнецы, всегда саркастически-шутливо переругивались с клиентами. Это место было венским эквивалентом парикмахерской Нормана Рокуэлла – здесь напропалую болтали о спорте, женщинах, тупости политиков. Несколько завсегдатаев сидели тут обычно только затем, чтобы беззлобно задирать прочих.
– Кто ваша милая спутница, герр Истерлинг? Не мог же я сказать, что мы зашли сюда немного развеяться, так как моя новая знакомая только что побила другую женщину!
Но Марис подмигнула парикмахеру и спросила, нельзя ли подстричься.
Он удивился, но широким жестом предложил сесть. Она плюхнулась в кресло и попросила подправить прическу.
Торопливой походкой вошел еще один мужчина, но остановился на полпути, увидев в кресле Марис.
– Это самый красивый парень, какого я только видел в этом чертовом месте!
Тут беседа возобновилась, и мужчины вновь принялись добродушно подначивать друг друга. Марис мало говорила, но все время улыбалась. Было ясно, что ей здесь нравится.
Закончив стрижку, мастер тщательно отряхнул волосы; казалось, он вполне доволен собой.
Снова выйдя на улицу, Марис несколько раз оживленно поворошила волосы и остановилась перед витриной посмотреться.
– Им хорошо там. Они постоянно подкалывают друг друга, верно?
– Да. Я всегда хожу туда, чтобы поднять настроение.
Она пошла дальше.
– Я бы тоже так делала. Какое же ваше второе счастливое место?
Следующим был зоомагазин на Йозефштедтер-штрассе, где продавалось все для кошек и собак, а также велосипеды, птичьи клетки и снаряжение для подводного плавания. Владели магазином старая пара и сенбернар с печальными глазами, которому уже, наверное, стукнуло лет двадцать. У пса была своя настоящая кушетка, с которой он никогда не слезал. Я никогда не понимал, как это заведение сводило концы с концами, потому что никто туда не заходил и товары имели покосившийся вид вещей, к которым годами никто не притрагивался.
Старики, как всегда, спросили, как поживает Орландо, и мы несколько минут поговорили о моем сожителе. Но потом, когда тема была исчерпана, я от отчаяния купил огромный мешок соломы для подстилки, что коту было совершенно ни к чему.
Попытавшись взглянуть на все глазами Марис, свежим взглядом, я нашел, что зрелище это одновременно странно и печально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87