«Ха-ха, все это было просто крутым розыгрышем ради вящей известности. Короче, вот он я, а все слухи о моей смерти сильно преувеличены».
Проблема с этим описанием была лишь в том, что Стрейхорн, в отличие от мистера Туфли-из-Кроко-диловой-Кожи, всегда был одним из самых равнодушных к модной одежде людей.
Фил приобретал себе одежду так, как некоторые люди покупают себе еду, когда проголодаются. Когда его нижнее белье пронашивалось до дыр, он отправлялся в один дешевый магазинчик на Ла-Бреа (свое любимое заведение) и покупал там три упаковки по шесть комплектов нижнего белья. В магазине его мог вдруг охватить и приступ потребительской лихорадки, что означало приобретение еще пары белых футболок и нескольких пар белых хлопчатобумажных носков. Добавьте к этому кроссовки с джинсами — и вот вам хорошо одетый Стрейхорн.
Кроме того, он вообще редко куда-нибудь выходил. В шикарных и модных ресторанах он всегда начинал нервничать и чувствовал себя более чем неуютно. Самым лучшим с его точки зрения времяпрепровождением было сидеть дома и болтать с Сашей или играть с собакой. У него был, пожалуй, один из самых уютных среди известных мне домов.
Я позвонил своему приятелю Доминику Скэнлону, офицеру лос-анджелесской полиции и объяснил, что происходит. Он пообещал разобраться. Через два часа он перезвонил и пригласил встретиться с ним в центре. Когда мы с Уайеттом приехали по указанному адресу, небольшое желтое здание было частично опутано полицейскими лентами. Доминик подъехал через несколько минут.
— Уж очень быстро окрестные ребятишки обрывают наши ленты. Пару дней назад нам позвонил один из соседей и сообщил, что здесь творится что-то неладное. Слышатся какие-то странные громкие звуки, треск, удары и все такое прочее. Здесь вокруг довольно много пустующих домов, вот мы и подумали, может, какие-нибудь гопники разгулялись.
И черт бы побрал нас со всеми нашими предчувствиями. Ничто ведь не бывает просто, верно? Первый же коп заходит внутрь, тут же выскакивает и зовет напарника: «Эй, давай сюда! Не поверишь, смеяться будешь!»— Доминик вытащил из кармана конверт и открыл его. Вытащив несколько фотографий, он протянул их нам.
— Боже милостивый!
— Джеймс Пени, бывший безработный актер, бывший официант в «У Джека»…
— И бывший человек!
— Вот именно, Финки. Ребята-патологоанатомы до сих пор стараются понять, что с ним случилось.
— А отчего он умер?
— От удара электрическим током, от потери крови… черт, даже не знаю. От всего. Ха! Вам это должно понравиться — парень умер от всего!
— И это тот самый человек, который выдавал себя за Стрейхорна?
— А вы взгляните на другие фотографии.
Здесь было несколько снимков, на которых Пени был жив и улыбался. Он действительно здорово смахивал на Фила, и было вполне понятно, почему кое-кто принимал его за другого.
И тут у меня прямо мурашки по спине побежали. Я взглянул на Доминика.
— Да это же сцена из «Полночь приходит всегда!» Он кивнул.
— Угадал. Идеальное голливудское преступление: парень шляется по городу, разыгрывая из себя Филиппа Стрейхорна, а кончает тем, что его убивают точно так же, как в одном из фильмов Фила Кровавик кончает парня. Кинематографическая справедливость. Может, где-то в других местах существует поэтическая справедливость, а у нас здесь — кинематографическая!
— А нельзя нам зайти в дом?
— Нет уж, Уэбер, если хочешь — иди, а я туда ни ногой.
— Конечно, сходи, только ничего не трогай, ладно? Следствие еще не закончено. А мы с Вертуном подождем здесь. Хочу задать ему пару вопросов насчет его шоу. У меня дома до сих пор хранится эта клевая футболка Вертуна-Болтуна. Жаль, не догадался прихватить ее с собой, чтобы ты на ней расписался. Вот ключ, Уэбер.
К парадному входу вела вымощенная кирпичом дорожка. Лужайка пахла свежескошенной травой. Когда я поднимался на крыльцо, под ногами скрипнули две ступеньки. Я вспомнил о том, как несколько дней назад вот так же поднимался по ступенькам в дом Райнера Артуса. В его доме царило какое-то смутное безумие, в этом же обосновалась жесточайшая смерть.
Я отпер дверь и вошел.
Меня охватил какой-то суеверный страх, когда я обнаружил, что в доме полный порядок. Чистые деревянные полы, в воздухе запах какого-то хвойного дезодоранта. Нигде ни пятнышка, все расставлено по местам. Будучи техническим консультантом одного из моих фильмов, Доминик несколько раз водил меня на места убийств. Они неизменно отражали хаос происшедшего — кровь, беспорядок, занавески, в отчаянии оборванные людьми, перед которыми замаячила смерть. Здесь же все было иначе. Дом Пенна, казалось, был готов хоть сейчас принять толпу гостей.
Я вошел в гостиную и увидел сидящую на синем диване Спросоню, лижущую красное мороженое.
— Привет, Уэбер.
— И давно ты здесь сидишь?
— Не знаю. Я ждала тебя. Вот, только что кончила прибираться.
— Ты знала этого человека?
— Джеймса Пенна? Нет. Но это еще одна часть того, что связано с Филом.
— Пени был убит так же, как Кровавик убил кого-то в фильме.
— Правильно. Я же тебе говорила: когда Фил снял эту сцену, все зло вырвалось на волю.
— Ты хочешь сказать, что Кровавик существует на самом деле?
Она улыбнулась и лизнула свое мороженое.
— Нет. Эту сцену придумал Фил, а не Кровавик. Все «Полуночи» придумал Фил.
— Так он жив?
— Нет. Он мертв. Но то, чем он был, все еще живо. Понимаешь? Если бы мы смогли растянуть по небу всех тех детей, которыми когда-то были, мы бы начали понимать самих себя гораздо лучше.
Сколько раз Фил убивал себя, снимая эту сцену после того, как я посоветовала ему не делать этого, не имеет ни малейшего значения — он убивал всего лишь себя тогдашнего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88