Смерть. В ней нет ничего отталкивающего.
Позвольте, я расскажу вам еще одну историю. Лет в двенадцать, я, со своим приятелем Джеффом Пирсоном, слонялся по берегу речки, протекающей через наги городок. Мы уже выкурили все имевшиеся у нас сигареты и доскучались аж до середины соревнования по пусканию «блинчиков». Стоял жаркий июльский день, и слышны были лишь доносившееся откуда-то издалека жужжание газонокосилки да хлюпанье скачущих по воде плоских камешков. Джефф запустил свой. Я запустил свой чуть дальше. Он — еще дальше. Потом я снова запустил свой, который во что-то угодил.
Медленно, лениво это что-то перевернулось и превратилось в локоть, согнутую в локте руку, похожую на торчащее из воды перевернутое "V". Рука оставалась над поверхностью несколько секунд, а потом так же вяло (как будто устала) снова скрылась под водой.
Я велел Джеффу сбегать и позвать копов, а сам бросился в воду, как выпрыгнувший из лодки пес. На поверхности ничего не было видно, но место где появился локоть, буквально выжглосъ у меня в мозгу, и мне не нужны были никакие ориентиры, чтобы снова его отыскать. Проплыв футов тридцать, я заметил впереди что-то светлое, что-то темное, что-то большое. У самой поверхности воды виднелся локоть! Вцепившись в него одной рукой, другой я принялся грести обратно к берегу. Обратный путь занял много времени, а эта штука в моей руке была твердой и холодной. Я не оглядывался до тех пор, пока не нащупал под ногами дно и не выволок тело на берег.
Передо мной лежала женщина. На ней почти ничего не было. Только лифчик и трусики. И то, и другое было белым, и сквозь тонкую ткань я мог различить темные соски и волосы на лобке. Тело застыло в трупном окоченении — одна рука согнута и прижата к груди (откуда и торчащий локоть), другая вытянута вдоль тела. Лицо утопленницы было полностью покрыто чем-то, похожим на слизь. Вытащив ее на траву, я нагнулся и попытался стереть эту слизь с ее лица. И вдруг она сошла вся одним большим поблескивающим куском.
До этого я никогда ее не видел, но даже в смерти она казалась очень привлекательной, особенно ее тело. А о чем еще мог думать двенадцатилетний? Вот она, прямо передо мной — воплощенная мечта — секс (до этого я еще никогда не видел обнаженной женщины), смерть, ужас. Возбуждение. Неважно, кем она была, или как оказалась в реке. Я рассказываю это для того, чтобы ты поняла, каково было мое огорчение, когда вернулся Джефф, а вскоре послышался и вой полицейской сирены. Только однажды за всю свою жизнь я имел перед собой все, о чем мечтал. Все, о чем я знал, чего желал, лежало ~ нет, было сосредоточено здесь. Через несколько минут (я и сейчас слышу шуршание по траве кроссовок бегущего ко мне Джеффа Пирсона) жизнь снова возьмет это — возьмет ее— в свои руки, и я опять стану всего лишь самим собой: двенадцатилетним, смущенным, возбужденным, трепещущим.
Если можешь, запечатлей этот момент в своем сознании. Запечатлей выражение алчности и желания на моем лице. Именно в тот момент своей жизни я узнал величайший из всех секретов — мертвые любят тебя.
* * *
Мы пробыли на съемочной площадке фильма «Сжечь веселых монахинь!» всего около часа, когда я почувствовал, что с меня довольно, и отправился выпить кофе. Будь Стрейхорн жив, то, что мы сейчас делали, могло бы стать прекрасной темой для его очередной колонки в «Эсквайре». Людей на съемочной площадке звали Ларри и Рич, Лорна и Дебби. Они были профессионалами и делали свое дело споро и умело. Дебби, которую жрец (недавно восставший из мертвых) самурайским мечом через несколько мгновений должен был лишить одежды (и головы в придачу), терпеливо стояла в одном нижнем белье, дожидаясь, пока две болтливые женщины закрепят на ее великолепной фигуре подлежащее срыванию одеяние, Колонка Фила вполне могла бы быть посвящена одному дню съемок сексуального ужастика категории "В". Или стать интервью со «звездой» Дугласом Мэнном, который расхаживал по площадке со второй головой подмышкой, поглощая один ломтик французского хвороста за другим.
После колоссального успеха фильмов, вроде «Пятница, 13-е» и «Кошмар на улице Вязов», люди постоянно пытались снять подобный им низкобюджетный хлам «ножа и крови», который можно бы было, как картофельные чипсы, продавать обывателю, который трахается в автокиношках или берет в видеопрокате по четыре кассеты в день.
Те фильмы, что снимал я, в принципе тоже не были такими уж спокойными (особенно последний), но, пролистав сценарий «Веселых монахинь», я почувствовал, что, по сравнению с ним, снимал едва ли не «Шоу Вертуна-Болтуна».
Незадолго до этого мы смотрели по телевизору передачу о причинах популярности фильмов ужасов. Передача началась с показа совершенно тошнотворных фрагментов самого популярного на сегодняшний день видеофильма в Соединенных Штатах. Он назывался «Лики смерти» и представлял собой кое-как смонтированные документальные кадры, на которых были запечатлены по-всякому умирающие люди: самоубийцы, выпрыгивающие из окон, человек, которого пожирает аллигатор (он был заснят выроненной им же самим камерой), расстрельный взвод, электрический стул. Совершенно бездарный фильм, который можно где угодно взять напрокат за три доллара.
Потом ведущий передачи спросил двенадцати летнюю девочку, только что посмотревшую какую-то чушь под названием «Я плюю на твою могилу», почему она смотрит такие фильмы. Она просияла и ответила: «Обожаю кровь!» Причем говорила она совершенно искренне. Например, для меня в детстве даже просмотр «Вызывающего трепет» с Винсентом Прайсом означал целый месяц ночных кошмаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88