Но мне это решительно не нравилось, и, когда его рука слишком долго задержалась на моей, я уставилась на нее и не отводила взгляда до тех пор, пока он ее не убрал.— О-па. Прошу прошения.— Ничего. Я проголодалась. Давайте есть.Каким приятным оказалось последовавшее за этим молчание! Еда была отменной, а я и в самом деле очень проголодалась, Я отдана должное какому-то сложному блюду из курятины и рассеянно слушала обрывки разговоров, доносившиеся до меня с разных концов стола. Не заставь я своего назойливого соседа умолкнуть, мне не удалось бы расслышать слова Хью.— Джеймс Стилман был бы одним из самых лучших! Его смерть — ужасная трагедия.— Да брось, Хью, парень был неуправляемый. Только вспомни этот скандал с Эдкок.Голос Хью звучал громко и зло.— Это была не его вина, Деннис! Муж Эдкок всех нас обвел вокруг пальца.— Ага, и прежде всего твоего дружка Стилмана.Я так подалась вперед, что чуть не легла грудью на стол.— Вы знали Джеймса Стилмана?Хью и его собеседник обернулись ко мне. Хью кивнул. Другой уничижительно хмыкнул.— Еще бы, кто ж его не знал? Да после истории с Эдкок его половина Нью-Йорка знала.— Какой истории?— Расскажи ей, Хью. Ты же его главный защитник.— В самую точку! — Хью вспыхнул, но, обращаясь ко мне, заговорил своим обычным голосом. — Вы знаете художницу Лолли Эдкок?— Конечно.— Так вот, несколько лет назад ее муж заявил, что у него есть десять ее картин, которых никто еще не видел. Он решил их продать и обратился к «Бартоломьюз»…— Это аукционисты?— Да. Эдкок хотел, чтобы они продали картины с аукциона. Джеймс с ними сотрудничал. Они его очень высоко ценили и потому поручили ему поехать в Канзас-Сити и проверить подлинность полотен.Другой мужчина покачал головой.— И мистер Стилман в приступе энтузиазма оформил покупку у этого мошенника мистера Эдкока, только вот потом выяснилось, что картины были подделками.— Это было добросовестное заблуждение!— Это было дурацкое заблуждение, как ты прекрасно знаешь, Хью. Ты бы никогда не позволил так себя провести. Стилман был известный лопух, вот он и тут лопухнулся. Этот глагол точно для него и придумали.— Тогда объясни, как ему удалось отыскать «Мессершмидтовскую голову», которая сотню лет считалась утраченной?— Повезло, как всякому новичку. Мне не помешает еще немного выпить. — Он сделал знак официанту, и, пока отдавал распоряжения, я не упустила своего шанса.— Вы хорошо его знали?— Джеймса? Да, очень хорошо.— Не могли бы мы… М-м-м, простите, вы не могли бы поменяться со мной местами? Мне очень бы хотелось задать Хью пару вопросов.Владелец галереи передвинул свою тарелку и, пересаживаясь на мое место, спросил:— Так вы тоже поклонница Джеймса Стилмана?— Он был моим бойфрендом в школе.— Правда? Вот уж не думал, что у него было прошлое. Тут я взъерепенилась.— Он был хорошим человеком.— Не имел возможности в этом убедиться. У меня никогда не возникало желания познакомиться с ним поближе.Я так обозлилась на него, что, сев рядом с Хью, не могла вымолвить ни слова. Хью похлопал меня по колену.— Не сердитесь на Денниса. Святой Убальд — вот кто ему нужен.— А что это за святой?— Он предохраняет от бешенства. Расскажите о себе и Джеймсе.Мы проговорили до самого конца обеда. Я больше ничего не ела.Хью Оукли был искусствоведом. Он ездил по всему миру, объясняя людям, чем они владеют или что им следовало бы приобрести. Слушая его, я поняла, почему он так молодо выглядит. Он занимался своим делом с прямо-таки заразительным энтузиазмом. Рассказывая о поисках редких и дорогих полотен, он становился похож на мальчишку, раздобывшего карту зарытых сокровищ и преисполненного надежд. Ему нравилась его работа. А мне нравилось слушать, как он о ней рассказывает.За несколько лет до этого он читал курс лекций в Тайлеровской школе искусств в Филадельфии, где и познакомился с Джеймсом. Хью охарактеризовал его как потерянного молодого человека, впрочем, уверенного в том, что его ждет нечто очень важное. Оно появится в один прекрасный день невесть откуда, и все станет на свои места.— Когда я закончил последнюю лекцию, он подошел ко мне с таким недоуменным видом, что мне стало не по себе. Я спросил, все ли с ним в порядке. Он только и сумел выдавить из себя: «Я хочу об этом знать. Я должен узнать об этом побольше». Я сам пришел когда-то в такое же исступление после лекций Федерико Дзери в Колумбийском университете. Слыхали о его книге «За пределом образа»? Вы должны ее прочесть. Дайте-ка я запишу вам название. — Он достал из кармана кожаную записную книжку и серебряный цанговый карандаш. Имя автора и название книги он написал четкими печатными буквами. Позднее я узнала, что этот шрифт называется «бремен». Среди многочисленных хобби Хью Оукли было и такое: различными шрифтами он переписывал понравившиеся ему стихи и рассказы и, как средневековый монах, расцвечивал их красками, которые сам и готовил из крахмала.Я была так поглощена его рассказом, что даже не сразу осознала — я ведь лишаю его общества остальных собравшихся. Да и возможная реакция его жены меня тоже стала беспокоить. Оглядевшись по сторонам, я с облегчением увидела, что она оживленно беседует с Дагмар Брис.Разговор у нас шел уже о чем-то другом, но мне нужно было узнать о Джеймсе все, чем Хью мог и желал со мной поделиться.— Но что именно произошло с Джеймсом?— Сердце глупое.— Это вы о чем?— «Надежда сияет сердцу глупому». Это строка из стихотворения Маяковского. У его девушки эти слова — «сердце глупое» — были вытатуированы на внутренней стороне запястья, наподобие браслета. Представляете? Но ведь мы живем в век татуировок, разве нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89