Ни одна летающая тарелка пока что не приземлилась на нашем заднем дворе. Я повернул кран и стал смотреть, как серебристая струйка воды стекает в раковину и исчезает в сливном отверстии. Долго она так бежала, пока наконец Магда не спросила, чем это я там занимаюсь.– Считаю молекулы. – Головы я не поднял. Ощущение было такое, что вот сейчас я окочурюсь.– Фрэнни…– Все в порядке, Маг. Не беспокойся обо мне. Вдруг Джи-Джи сказал:– Выгляни в окно, дядя Фрэнни.– Только что туда смотрел.– А ты еще разок погляди как следует. Осмотри внимательно задний двор.Я пропустил его слова мимо ушей и продолжал любоваться струей воды, потом выключил ее, потом снова включил, потом еще раз выключил.Паулина привстала со своего стула.– Твои друзья пришли, Джи-Джи? Они на заднем дворе?– Не-а. Я просто хочу, чтобы дядя Фрэн посмотрел – ему это интересно.Послышался звук отодвигаемого стула. Через секунду Паулина оказалась рядом со мной. Она положила руку мне на плечо и оперлась о него подбородком. Вообще-то ей такие нежности были совсем несвойственны. Я решил, что это она перед Джи-Джи выделывается. Да и бог с ним – мне все равно было приятно чувствовать ее рядом. Я наклонил голову набок – наши виски соприкоснулись.– Ты хорошо пахнешь.– Правда?– Ага. Гвоздикой и горелой листвой.– Ух ты, здорово сказано, дядя Фрэн. Гвоздика и горелая листва. Мне нравится.Я повернулся к Джи-Джи. К моему изумлению, он смотрел на меня с истинным восхищением.– Черт подери, я еще не слышал, чтобы о ком-нибудь так говорили.– Когда доживешь до моих лет, малыш, ты еще получше придумаешь.Он усмехнулся, и тут кусок желтоватого блинчика с синей начинкой упал с его вилки. Паулина ущипнула меня за бок.– Какой ты вредный. Он от чистого сердца сделал тебе комплимент.– Ты права. Положи снова голову мне на плечо. Это так приятно.Паулина послушалась. Я еще раз взглянул в окно, проверить, не упустил ли чего минуту назад.– Куда подевались качели?– Какие качели? – полусонным голосом пробормотала Паулина.– Смотрите, смотрите, дядя.Я уже говорил, что наш дом прежде принадлежал семье моего приятеля детства Сэмюэла Байера. В дальнем углу их двора стояли качели, потихоньку ржавевшие. Люди, у которых я купил этот дом, от них избавились. Но поскольку на наш задний двор сегодня утром вернулись шестидесятые годы, качели оказались на своем привычном месте – рыжие от ржавчины, печально неподвижные. Сколько ребятишек взмывали на них под самые небеса в те счастливые годы, когда мы были детьми. Минуту назад, когда я разглядывал двор, качели были на своем месте в дальнем углу двора. Теперь они исчезли.– Джи-Джи, что происходит?– Смотрите-смотрите.– Мать моя!– В чем дело, Фрэнни? – забеспокоилась Магда.– Можно мне еще блинчиков, тетя Магда?– Конечно, зайчик. Ты не заболел, Фрэнни?– Нет-нет.На заднем дворе исчезли уже не только качели. На моих глазах там менялось все, хотя и не так быстро, как при перемотке видеопленки. Но если ты, не отрываясь, несколько секунд смотрел в одну точку, то видел, что все вокруг нее так или иначе меняется. За тем местом, где раньше были качели, стоял деревянный забор. Несколько месяцев назад мы с Джонни Петанглсом потратили все воскресенье, раскрашивая его в кирпичный цвет. В шестидесятые, когда здесь жили Байеры, забор был белый. Он и был белым несколько минут назад, когда перед ним еще стояли старые качели. Теперь они исчезли, а забор сделался зеленым. Постепенно этот цвет сменился на ярко-синий, потом на белый, потом зеленый, но уже другого оттенка, и, наконец, на кирпичный. Когда я покупал дом, забор был белым. Я его покрасил в зеленый цвет того, второго, оттенка и только недавно покрыл его красным.Менялся не только цвет забора – менялись и вещи вокруг него. Первым, что бросилось мне в глаза, был оранжевый цветочный горшок, висевший на какой-то штуковине, похожей на черную вешалку, прикрепленную к вершине забора. Оранжевый горшок на белом заборе. Забор стал из белого зеленым, а горшок исчез. Появился прислоненный к забору и исчез серебристый велосипед «Би-эм-экс». Можете себе представить? Возник и растворился в воздухе коричневый баскетбольный мяч. Желтый трехколесный велосипед с толстыми шинами. Щелк-щелк-щелк – все это появлялось на несколько коротких мгновений, а потом исчезало.Не в силах оторвать глаза от этого шоу с ускоренной перемоткой, я спросил Паулину, видит ли она тоже.– Что именно?– Как там все меняется. – Я ткнул пальцем в окно. – Видишь серебристый велосипед? Смотри: раз – и нет!Паулина ткнула меня в бок.– Какой такой велосипед? Что ты несешь?Я бросил взгляд на Джи-Джи. Он мотнул головой и сказал одними губами:– Она не видит.Я разочарованно вздохнул и снова уставился в окно.– Мать моя!– Что это ты заладил, Фрэнни?То и заладил – в течение, может, секунд пяти я видел моего дружка Сэма Байера лет этак пятнадцати, он стоял у забора в чем мать родила и писал. Кажется, я расхохотался и открыл рот, но времени подумать об этом у меня не было, потому что Сэм тут же исчез. На лужайке возник дешевенький надувной бассейн. В нем резвились двое малышей. Резвились-резвились, да и растворились в воздухе.– Это глупо! – сказала Паулина и выбежала вон. Чуть позже раздался телефонный звонок. Магда пошла ответить. Джи-Джи встал у меня за спиной.– Они возвращают внешний мир в настоящее время. Но им приходится делать это медленно, как ныряльщик, который поднимается с большой глубины. Поэтому я тебя торопил – надо было вернуться сюда, пока это не началось. Им нужно исправить то, что насрал Астопел.– И пока мы в доме, с нами ничего не может случиться?Он помотал головой.– Но окажись мы снаружи…– И нам бы не поздоровилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95