– Почему же, можно его кремировать в приюте для животных «Амерлинг», но не думаю, что это решит проблему.– Он снова вернется, да?– Думаю, да. Вернется.– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Вот как приходится расплачиваться за то, что проявил сочувствие к собаке: этот сукин сын теперь, после смерти, меня преследует. Абсурд какой-то. Почему мне кажется, что все это происходит не со мной?– Потому что чудо ухватило тебя за руку, Фрэнни. Потому что ты никак не можешь воздействовать на все это. Правила устанавливаются кем-то другим.У меня мелькнула странная на первый взгляд мысль. Я не мог его не спросить:– А это не твоя ли случайно работа, Джордж? Не ты ли это сделал? Может, поэтому-то я и пришел к тебе сегодня – ты все это подстроил. Уж больно ты чудной. Может, настолько, что я и вообразить не мог.– Благодарю, ты мне льстишь, но ты все еще пытаешься найти логическое объяснение сверхъестественным событиям. Если даже допустить, что я это подстроил, как же ты объяснишь этого пса в альбоме?– Ты отыскал собаку, похожую на эту – с картинки. Подбросил ее на стоянку, зная, что кто-нибудь ее там найдет… Нет, не годится. Слишком много случайных совпадений – такого не подстроишь.– Вот именно. Тебе нужны ясные ответы, а их нет. Ты должен придумать правильный вопрос и честно задать его самому себе. И начать искать правильный ответ. Я ко всему этому не имею никакого отношения, но меня радует, что ты пришел с этим ко мне. Первый раз в жизни я своими глазами увидел чудо. И я верю, что это именно оно.
На заднем дворе у Джорджа росла замечательная яблоня. Он ее посадил много лет назад, когда поселился в этом доме, и ужасно ею гордился. Он круглый год заботился о ней, поливал, уничтожал вредителей. Призывал на помощь садовника, чуть только ему казалось, что дерево недомогает. И хотя сам он не ел яблок, но каждую осень собирал урожай и тщательно раскладывал яблоки в большие плетеные корзины, специально для этого приобретенные. Он дарил весь урожай городской больнице. Я попробовал его драгоценные яблоки – они были ужасны, только ему об этом не говорите.Сидя под яблоней, он наблюдал, как я выбрасываю землю из ямы. Он предлагал мне свою помощь, но я отказался. Раз уж Олд-вертью был послан мне судьбой, мне следовало самому копать для него могилу.– Сколько тебе лет, Фрэнни?– Сорок семь.– Заметил, как меняется значение слов, когда мы делаемся старше? В молодости мне казалось, что старость – это пятьдесят. Теперь мне почти пятьдесят, а старость – это восемьдесят. В двадцать я думал, что под словом «любовь» подразумевается сексуальная женщина и удачная женитьба. А теперь я люблю только свою работу, Чака и это вот дерево. И с меня этого довольно.Я вонзил лопату в землю и тяжело вздохнул.– Ты хочешь сказать, что все относительно, так?– Нет, ничего подобного. В течение жизни определения, которые мы даем вещам, радикально меняются, но мы этого не замечаем – процесс идет медленно. В конце концов наши наименования перестают подходить для вещей и понятий, которые мы имеем в виду, но мы продолжаем их употреблять,– Потому что это удобно, и к тому же мы ленивы.Еще одно движение лопатой.– Знаешь, в языке фарси больше пятидесяти слов, обозначающих «любовь».– К чему этот разговор, Джордж? Ого! Вот и опять!– Что?– И в этой яме тоже что-то есть. Как и в той – с костью.– Что это?Я наклонился и подобрал какой-то яркий предмет, оказавшийся на поверхности.– Боже мой!– Что, Фрэнни? Что это?– Это… это…– Да что там такое? – Джордж с ума сходил от нетерпения.– Микки Маус! – я бросил ему резиновую фигурку, которую только что вырыл из земли. – Он пролежал там не меньше десяти тысяч лет.Даже он рассмеялся, держа в руках эту детскую пищалочку.– Уж никак не меньше. Лет двадцать назад какой-нибудь малыш страдал целый день, потеряв эту штуковину.Когда я кончил копать, не найдя больше никаких археологических сокровищ, я уложил Олд-вертью на его новое ложе и забросал землей. Чак освятил новую могилку, пописав на нее, как только я закончил свои труды, и я счел это вполне уместным. Прах к праху, пес к псу. Джордж и я постояли несколько минут, глядя на это место.– И что мне теперь делать?– Ничего. Жди.– Может, он уже у меня в багажнике.– Сомневаюсь, Фрэнни.– Но ты все же думаешь, что он вернется. И это не была шутка какого-нибудь придурка.– Ага. Я думаю, все это очень занятно.– Знавал я одного парня, у которого жена забеременела, когда обоим было за сорок. Я его спросил, как ему все это, и он сказал: «Вообще-то ничего, но, по правде говоря, староват я, чтобы нянчиться с младенцем». Вот и я сейчас чувствую что-то вроде этого: староват я для чудес…
– Паулина сделала себе татуировку, – обжег меня в тот вечер, словно пламя из огнемета, голос Магды, не успел я порог перешагнуть.Новость и в самом деле была сенсационной. При мысли о том, что Тень отважилась на такой решительный и непохожий на нее поступок, мне захотелось захлопать в ладоши. Но ее мать за это огрела бы меня чем-нибудь тяжелым.Я постарался придать своему голосу как можно больше… убедительности.– Ну-у, вообще-то это ее собственное тело…Она метнула на меня свирепый взгляд.– Если она делает такие глупости, то это тело не ее! А если ей завтра приспичит пирсинг сделать? Я слыхала, теперь и брэндинг в большой моде. Она девчонка, которой вдруг захотелось не отстать от других. Я сегодня буду говорить банальности. Но только посмей мне заступиться за нее, я тебе тогда так плешь оттатуирую, мало не покажется.– Она большая или маленькая?– Что?– Татуировка.– Не знаю. Она не показывает! Объявила о том, что сделала, и удалилась. А я осталась стоять с отвисшей до пола челюстью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95