Я сглотнул и закусил губу.— Хочешь правду?Она остановилась и просверлила меня своим взглядом.— А ты скажешь правду?— Конечно, Индия. Что я чувствовал? Мне было и хорошо, и плохо. Плохо, потому что его не стало, а ведь до тех пор он составлял большую часть моей жизни. Старшие братья действительно много значат в детстве.— Верю. Так почему же ты чувствовал себя хорошо? Как это получилось?— Потому что дети всеядны в своей жадности. Ты сама так сказала, помнишь? Да, мне было жаль, что его не стало, но теперь его комната и его стол были мои, и его футбольный мяч, и его албанский флаг, на который я так зарился.— В самом деле? Не верю. Мне казалось, ты говорил, что был таким хорошим мальчиком.— Индия, я думаю, что ничем не отличался от большинства мальчиков и девочек моего возраста. Росс всегда был таким плохим, что занимал почти все внимание родителей. А теперь вдруг это внимание досталось мне. Страшно говорить это, но ты сказала, что хочешь правду.— Ты считаешь, что чувствовать себя так после смерти брата — плохо?Мы дошли до ее дверей, и она стала рыться в карманах, ища ключи. Я провел рукой вдоль кнопок на панели домофона.— Был ли я плохим? Конечно, я был отвратительным маленьким крысенком. Но, думаю, большинство детей такие. Люди так безразличны к детям большую часть времени, потому что это дети, и они самым естественным образом хватают то, что могут получить. На детей обращают внимание, как на собак, — время от времени обнимают и целуют их, засыпают подарками, но проходит две секунды, и взрослые их прогоняют.— Так что, по-твоему, родители своих детей не любят? — Она повернула ключ в замке и толкнула тяжелую застекленную дверь.— Если обобщить, я бы сказал, что любят, но предпочитают держать их на расстоянии. Иногда они, конечно, хотят, чтобы дети были поблизости, чтобы посмеяться, похихикать, поиграть с ними, но не очень надолго.— Похоже, ты просто хочешь сказать, что дети скучные.— Да, Индия, я так и думаю.— И ты был в детстве скучным? — Она повернулась ко мне и одним движением уронила ключ в сумочку.— По сравнению с моим братом — да. Я был скучный и хороший. Росс был плохой и интересный. Но очень плохой. Иногда просто злобный.Протянув руку, она сняла нитку с моего пальто.— Возможно, потому-то родители и уделяли ему внимания больше, чем тебе.— Потому что он был плохой?— Нет, потому что ты был скучный.После такой долгой солнечной ванны на лестнице было сыро и темно. Я решил не отвечать на обидное замечание Индии. Она прошла вперед, и я смотрел, как ее ноги поднимаются по лестнице. Они были очень красивые.В квартире царил кавардак. Я впервые был здесь с того дня, когда умер Пол. Картонные коробки на полу, на кушетке, на подоконнике. Бесцеремонно запихнутая в них мужская одежда и обувь, из некоторых торчали носки, галстуки и нижнее белье. Три коробки в углу были заклеены широким коричневым скотчем и сложены друг на друга. Ни одна не была подписана.— Это все вещи Пола?— Да. Похоже на распродажу, правда? Мне было так неприятно, когда я открывала шкафы, выдвигала ящики и повсюду видела эти вещи, и я решила собрать все вместе и раздать.Она зашла в спальню и закрыла за собой дверь. Я сел на край кушетки, робко заглянул в открытую коробку на полу у моих ног и узнал зеленую спортивную рубашку, которую Пол часто носил. Она была выглажена и в отличие от всего остального в коробке аккуратно сложена — поверх каких-то коричневых твидовых брюк, которых я никогда раньше не видел. Бросив быстрый взгляд на дверь спальни, я вынул рубашку и провел по ней рукой. Снова взглянув на дверь спальни, поднес рубашку к носу и понюхал. Никакого запаха — после стирки на ней не осталось ни частицы Пола Тейта. Я положил ее обратно и машинально вытер руки о штанины.— Я выйду через минуту, Джо!— Не торопись. Я тут как-нибудь справлюсь.Я уже собрался встать и заглянуть в другие коробки, когда услышал, как дверь открывается. Индия высунула голову, и прежде чем встретить ее взгляд, я мельком заметил черное белье.— Джо, не подождешь еще чуть-чуть? Я чувствую себя такой грязной после всего… Хочется залезть в душ. Я мигом. Хорошо?Я представил себе, как она стоит голая под душем, блестящая от воды, и потому ответил не сразу:— Конечно, разумеется. Валяй.Я подумал о «Лете сорок второго» «Лето сорок второго» (1971) — фильм Роберта Маллигана, тонкая атмосферная драма о взрослении, первой любви, далекой войне. Музыка Мишеля Леграна

, где красивая молодая женщина соблазняет мальчика, узнав, что ее муж погиб на фронте. Плеск воды в душе вызвал у меня мощную эрекцию. От этого я почувствовал себя извращенцем и ощутил вину.Перешагнув через коробку поменьше, набитую всевозможными письмами и счетами, незаполненными зелеными чековыми книжками и т. д., я запустил туда руку и взял горсть перьевых ручек. Пол писал только перьевыми ручками, и, глядя на них, я захотел взять одну на память — не спрашивайте почему. Потом произошла странная вещь: я испугался, что если попрошу у Индии, то она откажет, и решил просто стащить одну, ничего ей не говоря. По натуре я не вор, но на этот раз даже не колебался. Одна из ручек была толстая, черная с золотом. Она выглядела старой и солидной, а на колпачке было написано «Montblanc Meisterstuck No. 149». В коробке были еще две похожие ручки, и я решил, что даже если Индия решит оставить их, то пропажи все равно не заметит. Я засунул ручку себе в карман и подошел к окну.Душ затих, и я прислушался к новым тихим звукам. Я пытался представить, что Индия делает: вытирает волосы или пудрит руки, плечи, груди.Женщина в окне напротив, увидев меня, помахала рукой через двор. Я помахал ей в ответ, она помахала снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61