Однажды он попытался посадить поближе Фрэнни Маккейба, но тот его сразу расколол и поднял на смех: «Это чтобы вам было удобнее под платьице заглядывать?»
Услышав имя известного хулигана Маккейба, Донна откинулась назад и уперла руки в бока.
– Фрэнни Маккейб – мой дядя!
– Неужели! Он так и живет здесь?
– Конечно! Как вас зовут? Я расскажу ему, что видела вас. Вы учились в одном классе?
– Да. Меня зовут Сэмюэль Байер. Сэм. Мы крепко дружили. Он был самый хулиганистый парень, каких я только встречал. Чем он теперь занимается?
– Он полицейский.
– Полицейский? Донна, этого просто не может быть. Фрэнни Маккейб никак не мог стать полицейским.
– Да вот, стал. А мальчишкой он был сорванцом, а?
Она довольно улыбалась: явно у нее тоже было что рассказать о дяде Фрэнни.
– Еще каким! Донна, в детстве если я и знал кого-то, кто кончит жизнь за решеткой, это был ваш дядя. Не могу поверить, что он полицейский.
– Да еще какой: Самый главный.
От удивления я хлопнул себя по лбу:
– Скажи я в те годы, что он станет начальником полиции, он бы оскорбился.
– Эй, Донна, кофе не принесешь?
Она обернулась к посетителям и кивнула.
– Вам надо сходить в участок и поздороваться с ним. Он будет рад. Он всегда там.
Взяв кофейник, она отошла.
За едой я продолжал рассматривать ежегодник. Футбольная команда выступила хорошо, баскетбольная плохо. В драмкружке ставили «Вестсайдскую историю». Грим был ужасен, все актеры напоминали семейку Аддамсов. Я пролистал страницы с компьютерным клубом, шахматным кружком, кухонным персоналом и сторожами. Девятый класс, десятый класс, и вот – незнакомое лицо, но знакомая фамилия, воспоминание ярче, чем жизнь: Паулина Острова.
– Боже мой! Донна! Можете подойти на минутку?
Наверное, я крикнул это слишком громко, потому что и она, и здоровяки из фургона выкатили на меня глаза.
– Да?
Я указал на фотографию.
– Вы ее знаете? Паулину Острову?
– Да. То есть знаю, но она не из моих подруг. А что?
– И какая она? – Я не сразу заметил, что в ожидании ответа затаил дыхание.
– Немного чудачка. Толковая. Сечет в компьютерах и всяком таком. Голова. А что, вы знаете ее семью? Знаете о них?
– Угу. Я много про них знаю.
Она наклонилась ко мне, словно хотела сообщить секрет:
– А вы знаете про другую Паулину? Ее тетю? Что с ней случилось?
– Донна, это я ведь и нашел ее тело.

Я покинул столовую с таким прекрасным чувством, что мог бы сплясать румбу на автостоянке. В машине я включил радио на полную громкость и вместе с Hollies запел «Bus Stop».
Есть! Наконец-то снова у меня оно есть, и сознание этого было таким восхитительным и волнующим, что я ощущал себя пуленепробиваемым. ЕСТЬ! Было почти девять часов вечера, когда я включил телефон в автомобиле и стал набирать рабочий номер Аурелио Пармы, редактора-горгульи, ифрита и вируса Эболы в человечьем обличье, чтобы сказать ему: «ХА! У меня появилась невероятная идея для новой книги! И, кроме того, все уже есть, не нужно ничего придумывать». Телефон в его кабинете все звонил и звонил, и сквозь мутно-кровавую пелену энтузиазма до меня дошло, что редактор уже несколько часов как ушел домой. Но мне нужно было с кем-нибудь этим поделиться. Я достал записную книжку и нашел домашний номер Патрисии Чейз. За все годы, что мы с ней работали, я никогда не звонил Патрисии домой, но теперь понимал, что если не позвоню, то меня хватит апоплексический удар.
Телефон звонил, и я ждал. Через дорогу находилась бензоколонка, где когда-то наливали «флаингэй», потом «галф», «саноко», затем «ситгоу». Теперь она принадлежала компании «Экссон» и выглядела современным чудом техники, правда, без гаражной пристройки, так что никакого автосервиса. Только бензиновые шланги и один из этих крохотных киосков, что потакают человеческим слабостям, торгуя сигаретами, лотерейными билетами, суррогатной снедью и желтой прессой.
Именно к бензоколонке в ее прежнем воплощении мы ездили после школы на велосипедах, вернее, к ярко-красному автомату с кока-колой. Напиток стоил десять центов, и ледяная бутылочка зеленоватого стекла, звякнув где-то внутри о железо, идеально вписывалась своими округлостями прямо тебе в руку. Мы стояли, удерживая ногами велосипеды, и пили жадными глотками, пока не опустошали бутылку. Между делом мы следили за машинами, приезжавшими на заправку или в ремонт и выезжавшими с бензоколонки. Особо выдающиеся, в нашем представлении, марки мы называли по именам: «У-у, бля, какой „бьюик“», «А „корвет“ ничего», «Эта „зет-двадцать восемь“ даст просраться!» Подслушивая разговоры гаражных механиков, мы проникались всей важностью этих больших машин, а также учились нецензурным выражениям, совершенно необходимым девятилетним пацанам. Дома у нас на стенах висели фотографии «шелби-мустангов» или «кобр», двигателя «шевроле-327», какой-нибудь заказной кожаной обивки, портреты автогонщиков Дона Прюдома или Дона Гарлица по кличке «Болотная Крыса».
– Алло?
– Патрисия, это Сэм Байер.
– Сэм! Аурелио тебя похитил?
– Лучше, Патрисия, гораздо лучше! Послушай...
Я изложил ей замысел книги. Когда я закончил, возникла долгая пауза, что у Чейз, великой и ужасной, могло означать что угодно. У нее был сильный внушительный голос, но когда она заговорила, он звучал чрезвычайно мягко и осторожно, как никогда раньше.
– Ты никогда мне об этом не рассказывал, Сэм.
– Это было так давно!
– Не важно. Это же чертовское приключение!
– Да, но что ты думаешь о самой идее? Тебе понравилось?
– Я в восторге, и Аурелио тоже придет в восторг.
– Но это вовсе еще не означает, что я что-то найду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81