Я закончил свой рассказ, когда мы сидели в «Республике кофе». Воздух снаружи был прохладный и бодрящий, полный восхитительных ароматов, которые менялись с переменой ветерка, – дым от горящих поленьев, молотый кофе, запах моря. На Веронике были большие темные очки в металлической оправе, отчего она казалась обольстительной и властной. Ее лицо было так переменчиво! В одно мгновение она казалась Лолитой, в следующее – президентом какого-нибудь транснационального концерна.
– Спасибо.
– За что? В этих очках ты выглядишь знаменитостью. Вы случайно не Вероника Лейк?
– Я действительно благодарна тебе. Спасибо, что рассказал мне свою историю. Это опасная штука. Рассказывая о себе, делаешься открытым и уязвимым. Пожалуй, я всего три раза в жизни откровенно говорила о себе.
– А мне ты когда-нибудь расскажешь свою историю?
Она сняла очки и положила на стол.
– Пока не знаю. Кто говорит «я тебя люблю» первым, проигрывает. Эта строчка всегда пугала меня. Ты уже знаешь, что я тебя люблю. Если я тоже расскажу всю мою историю, а потом у нас все разладится, у меня мало что останется в жизни.
– Ты говоришь, как дикарь из какого-нибудь племени, где верят, что, если кто-то их сфотографирует, они утратят душу.
Вероника потерла глаза ладонями.
– Твоя история и есть твоя душа. Чем дольше ты с кем-то близок, тем больше ему веришь и тем больше хочется ему рассказать. Я верю, что когда найдешь настоящего спутника жизни, то расскажешь ему все, до конца. А потом опять начнешь сначала, но на этот раз это будет уже и его история, а не только твоя.
– И никакого отделения Церкви от государства? Даже придется пользоваться одной зубной щеткой?
Тихо, но решительно она произнесла:
– Покупаешь две совершенно одинаковые синие зубные щетки и держишь в одном стакане, так что не знаешь, где чья. Моя – твоя, а твоя – моя.
– По-моему, это слишком, Вероника.

Офисы студии «Блэк сьют пикчерз» в Санта-Монике располагались в современном высотном здании в нескольких кварталах от океана. Подъезжаешь на машине, поднимаешься на лифте и понимаешь, что не очень-то приятно оказаться на такой высоте в этой тряской части мира. Два дня назад в Сан-Франциско небольшое землетрясение вытряхнуло нас из постели, едва мы легли. Секс в ту ночь был скорее попыткой поддержать друг друга и забыть о страхе. Мы смеялись над этим, но вскакивали при малейшем толчке все время, пока были в Калифорнии. Очаровательная девушка дежурила за конторкой напротив лифта, чтобы, как только откроются двери, ослепить тебя миллионом белозубых улыбок, от которых тебе якобы должно стать легко и удобно.
– Чем могу служить?
– У меня назначена встреча с Дэвидом Кадмусом. Я Сэмюэл Байер.
– Вы не присядете, пока я позвоню?
Я сел на изящный кожаный диванчик и осмотрелся. Ничего нового. Все выглядело точно так же, как в офисах других кинопродюсеров. Стильная мебель, афиши выпущенных студией фильмов. Некоторые названия я узнал. Два были настоящими хитами.
Я чуть не рассмеялся, когда в приемную вошел Дэвид Кадмус, потому что он выглядел точно так же, как двадцать пять лет назад. Те же дикобразьи жесткие волосы, квадратные очки, белая застегнутая на все пуговицы рубашка. И все же теперь внешность у него была крутая, не то что задрипанный вид в юности. Черная твидовая пара, парадные туфли... Наверняка это была одежда фирм «Prada» или «Comme des Garcons», а не «Dickies», но внешне она выглядела точно так же.
Я встал. Он не вынул рук из карманов. Мы смотрели друг на друга. Краем глаза я заметил, что девушка наблюдает за нами. Мы даже не поздоровались, но были уже в апогее неприязни друг к другу.
– Это сделал не он.
Не поняв сразу, я вопросительно склонил набок голову:
– Простите?
– Мой отец. Он не убивал Паулину Острову.

* * *

По словам сына, Гордон Кадмус до того, как влюбился в Паулину, совершенно разучился смеяться. Определенно, с годами у всех нас становится меньше причин для смеха, но тут дело было в ином. Он был безгранично могущественным человеком, он контролировал половину преступного мира в Вестчестерском округе. Ему подчинялись беспрекословно. У него были секретные счета в банках стран, названия которых вам даже не произнести. У него было все, чего ни пожелаешь, все его мечты сбылись. Но он превратился в угрюмого брюзгу и уверился в том, что его непременно убьют за несколько лет до того, как его и в самом деле застрелили.
Вот почему семейство Кадмусов так потряс его смех – удивительно громкое и восторженное «ха-ха-ха!» – что и сын, и мать просто окаменели. В их раздельных спальнях в тот субботний день мальчик читал журнал «Знаменитые монстры кинематографа», а мать – одну из автобиографий Джека Паара. Не прошло и нескольких секунд, как оба они выскочили из своих спален с одинаково встревоженными лицами.
– Ты слышала?
– Да! Думаешь, что-то случилось?
– Папа никогда не смеется.
– Может, посмотрим?
Перевесившись за перила длинной лестницы, они увидели, как Гордон Кадмус у входной двери разговаривает с какой-то девушкой.
Это была Паулина Острова, которая, ко всему прочему, еще писала статьи в нашу школьную газету. Кто-то сказал ей, что ходят слухи, будто Гордон Кадмус связан с «шайкой гангстеров». Безумно самоуверенная, она решила взять у местного гангстера большое интервью. Для этого она надела самое красивое платье, сделала прическу, и вот – позвонила в его дверь.
Когда Гордон Кадмус открыл дверь (что случалось редко), там стояла милая девушка с таким видом, будто пришла распространять билеты церковной благотворительной лотереи или подписку на журналы.
– Мистер Кадмус, меня зовут Паулина Острова, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81