Утро было жаркое и ясное. На утоптанном песке мыса она наткнулась на Йоги Бера, который сидел в припаркованном грузовичке, принадлежащем компании. Вдалеке были едва видны серферы; они сидели, как пучки бурых водорослей, на рифах, где барашки на набегающих волнах откатывались назад в облаках брызг под северо-восточным ветром. Йоги прижимал к лицу бинокль одной рукой, когда Джорджи робко подошла, чтобы поздороваться. Одна ороговевшая нога лежала на приборной панели, и кабина воняла узо. Ему понадобилось некоторое время, чтобы заметить ее.
– А, – пробормотал он. – Чудо-женщина.
– Привет, Йоги.
– А я-то все удивлялся, к чему бабам лифчики. Да чтобы руки не отваливались. Мама мне никогда не говорила.
– Спорим, она тебе еще много чего не говорила, Йоги.
– Все твердила мне, чтобы я держался подальше от невезучих.
– Ну, а ты?
– Когда водишь «скорую», невезучих уж навидаешься так навидаешься.
– Ну и везучих тоже, помни.
– Но любой чертов остряк может издевнуться над Ионой-неудачником, Джорджи.
Она посмотрела на него. Он снова приставил к глазам бинокль.
– Ты это обо мне, Йоги?
Йоги поджал губы.
– Эти Фоксы, – сказал он. – Неудачники от носа до хвоста. Мать, ты же знаешь, ее сам Господь и убил. И старик, Уолли, – Господи Боже мой! Стоило ему только ступить на борт, как удача кончалась, и они вытаскивали его на берег к концу первого дня. Краболовы, креветочники, акулыцики – никто не мог выйти в море, он отнимал у них удачу – и все. Как плохая шутка. Знаешь, однажды он построил дом на дереве – на столбе на передней бахче. Жил там неделями. Чертовы рыбаки, они отворачивались, когда проезжали мимо, смотрели в другую сторону, чтобы это их не коснулось. Ты не свистишь в море, Джорджи, и все еще не выносишь из дому бананы, но в этом городе ты перво-наперво не берешь на борт чертова Фокса.
– И что он делал на столбе? – спросила Джорджи, не сдержавшись.
– Господь его знает. Ждал конца света, наверное. Господи, да он и был концом света, глупый старый засранец. Он был мусор. Все они были мусор.
– Они все мертвы, Йоги, – с чувством сказала она.
– Кроме одного.
– Да, кроме одного.
– Ну и как думаешь, были шансы, что они не погибнут там у себя на выезде, перевернувшись в машине? Я был там, цыпка. Ты и представить себе, черт меня дери, не можешь. И этот последний мальчик сидел в «скорой», как зомби. И она стекала с его шкуры, как электрический ток, – чистейшая и простейшая невезуха. Вот с чем ты тут заигралась. Люди еще оказали тебе услугу, цыпка.
– Ну, спасибо, что просветил, – сказала она, отталкиваясь от стойки.
– Помощь на общественных началах, – пробормотал он. – Это я.

– Думаешь иногда об удаче? – спросила она Джима в тот вечер.
Он поднял на нее глаза от факса с прогнозом погоды. Он, кажется, очень удивился вопросу.
– Нет.
– Джим, каждый рыбак живет удачей. Все вы.
Он покачал головой.
– Знание, – сказал он. – Морская практика. Опыт. Хорошая обработка данных и ведение записей. Чуть-чуть всестороннего подходца и, может быть, инстинкт. Это плохим рыбакам нужна удача.
– Да и ты такой же. Ты запрещаешь бананы.
– Это чтобы палубные не ворчали. Они верят в приметы.
– А ты – нет?
– Нет.
– Хм.
– Что это, из какого-то кино?
В его тоне ясно прозвучало «свободна», и это обидело Джорджи.
– Нет. Я просто думала.
– Люди отданы на милость своих собственных поступков, – сказал он. – Последствия. Но это ничего общего не имеет с удачей. Эй, я все не могу поверить, что ты продала яхту. Могла бы весь свет на ней обойти.
– Так тебе всегда везло?
Он пристально посмотрел на нее:
– Да.
– И тебе не показалось, что ты очень невезучий, когда у твоей жены нашли рак?
Взгляд Джима был холоден и цепок. Он отвернулся, чтобы посмотреть на факс на коленях. Джорджи увидела, что он злится. Дебби обсуждению не подлежала. Разговор о ней, даже когда речь заводили мальчики, всегда заставлял его замолчать, и на лице у него мгновенно появлялось усталое выражение.
Он лег спать, так и не сказав ни слова.

Джорджи затормозила у фруктового киоска. Это было заброшенное строение. Оно держалось только на обматывающей его со всех сторон проволоке. Единственный лист железа оставался на его однобокой крыше. Накренившиеся деревянные стойки посерели от ветра и дождя.
Она проехала по белым колеям через переднюю бахчу мимо олив, которые были похожи на призраки, запорошенные известняковой пылью, и наконец добралась до двора между амбарами и домом. Она припарковалась в тени казуарин. Несколько перышек запуталось в побуревших сорняках, но птицы не было видно. Выбравшись из машины на жару, она уловила дуновение испорченного воздуха, как будто проезжала мимо мертвого животного на дороге.
Камнем она разбила стекло передней двери и вошла в кухню. У подножия холодильника натекла липкая тина. Она щелкнула выключателем. Электричества не было. Ей не понравился запах. Это наполнило ее страхом; это был заряд памяти. Миссис Юбэйл.
Джорджи не знала, зачем приехала. Мальчики были в школе, а Джим – на море. Ей просто надо было выбраться из города.
Она решила, что счета за электричество не оплачены, и поэтому компания отключила свет. Но потом она вспомнила о генераторе, гудевшем в сарае. Они даже не были подключены к городской системе электроснабжения. Похоже, что кончилось топливо или он выключил его сам.
Джорджи чувствовала, что какая-то ее часть все еще надеялась: он мог проскользнуть обратно под радаром. В этом приходилось себе признаться.
Когда она подошла поближе к сараю, запах стал еще хуже. Когда она вошла в открытую пасть мастерской, она уже зажимала нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108